Моноспектакль -- штука опасная. На актера взваливается огромная ноша -- в одиночку отдуваться за всех, кто имеет отношение к спектаклю. За драматурга, написавшего «пьесу для чтения»; за мешающего порой режиссера; за переводчика, перекрикивающего артиста. И за аппарат с синхронным переводом, что ломается каждые десять минут. К счастью, Гитису Иванаускасу, исполнителю единственной роли в спектакле Каунасского драматического театра «Маяк» (постановка Гинтараса Варнаса), удалось обойти эти препятствия. Спектакль получился странный, грустный, немного безумный.

Жили на маяке отец и мальчик. Каждый вечер встречали корабли, а по средам -- посылки. В коробках -- подарки. Сахар и книги. Малыш их не читал, зато читал его старший брат, а после рассказывал удивительные истории о далеких странах. Девушка в красном платке, приплывающая с посылками, ассоциировалась у мальчика с братом и путешествиями в чужие края. Однажды брат уплыл и не вернулся. Паренек боится покинуть остров -- без него брат не сможет найти дорогу домой.

Все это правда -- и сахар, которого не хватало до следующей среды, и книги, что прочитывались «на раз-два-три», а потом перечитывались, и отец, любивший сына без памяти, и красавица в красном платке -- единственное виденное мальчиком существо женского пола. Не было только брата; его заморские истории пришли из прочитанных книг. Плод воображения ребенка.

Гитис Иванаускас -- худой, светловолосый, подвижный, громкий, нервный. Его герой похож на Маленького принца, хотя лицо актера не назовешь детским. Он сидит в углу один, в глубокой тишине и темноте, и зажигает одну за другой спички. Герой гонится за своими фантазиями, как щенок за хвостом, -- все повторяет: сахар ему запретили, потому что он уже взрослый, в среду снова пришла посылка с книгами, которые закончились на следующий день...

Декорация проста: три стены, обклеенные обоями. Из них, потянув за ручку, можно выдвинуть стульчик, стол, кровать. Если чего-то не хватает, герой рисует желанное нечто на обоях или на полу: линия горизонта, черная точка -- лодка отца, солнышко, морковь, города, о которых говорил брат... И чашка кофе, когда захотелось кофе.

Герой берет мел, обводит свои ступни, глядит на отпечатки -- тела убитых воспоминаний. На полу нарисованы зайцы, на которых охотился отец (один из ушастых, сброшенный в море ребенком, не утонул, а уплыл за горизонт), три человечка -- мальчик с отцом и воображаемым братом, собака у будки. Мальчик достает перо, ведет им по столу -- перед нами уплывающий заяц...

Отцу героя, смотрителю, сообщают, что корабли сюда больше не заходят, а на материке потребны хорошие руки. Пора покинуть остров. Брата нет, маяку теперь не нужен сторож, но девушка в красной косынке существует! Это несправедливо! Герой постепенно стирает с пола рисунки -- прощается со всем, что любил.

Но дневная жизнь обманчива. Герой говорит, что самое важное происходит ночью, когда ничего не видно. Он не хочет верить, что брата не было. Когда отец собирается покинуть маяк, мальчик инсценирует самоубийство (ставит свои тапочки над обрывом) и прячется, чтобы остаться на острове.

Ночью стены покрываются изображениями карт и кораблей эпохи Великих географических открытий (яркий витраж под слоем блеклых обоев). Герой встает и медленно удаляется со сцены -- как бы на изнанку островного мира. Там ждут его брат, уплывший заяц, чудесные страны... Режиссер называет стиль пьесы «экзистенциальным романтизмом». Можно ему поверить.