Сегодня в МХТ в рамках фестиваля «Черешневый лес» покажут премьеру «Конька-Горбунка» -- спектакля, о котором говорили так долго, что, кажется, и перестали ждать. Поэтому рассказать о нем без предисловия не получится. Собственно, то же самое делает и постановщик «Конька» Евгений Писарев, поместивший в программке пространные объяснения того, что именно зрителю предстоит увидеть. Ведь надо дать возможность душевно подготовиться тем, кто полагает, что пришел на детскую сказку, написанную Петром Ершовым 165 лет назад. Не тут-то было.

Четырехстопный хорей Ершова драматурги братья Пресняковы переписали прозой, сохранив разве что сюжетный скелет «Горбунка». Зато к постмодернистской прозе (изгнавшей из сказки почти все волшебное, но принесшей множество шуток и намеков на сегодняшнюю жизнь) добавились стихи Алексея Кортнева, который со своим соратником по группе «Несчастный случай» композитором Сергеем Чекрыжовым написал такое количество музыкальных номеров, что спектакль превратился если и не в оперу, то в оперетту точно. Причем оперетту безумно эклектичную, смешивающую в том же постмодернистском компоте хоры почти в духе Римского-Корсакова с советскими маршами, рэпом, блатным шансоном, калинкой-малинкой, индустриально-шумовой музыкой, голимой попсой и многим другим. Где тут пародия, где стилизация, а где просто вторичность -- не разобрать, но звучит лихо, чего и следовало ожидать от композитора, пишущего музыку для «Несчастного случая» (и в частности, для постановок «День Радио» и «День выборов», целиком построенных на музыкальных пародиях). «Конек-Горбунок» прежде всего «опереточное» впечатление и производит: многолюдный, шумный, пестрый, с танцами и топотом, с глуповатыми репризами и комическими ужимками второстепенных персонажей, -- нечто из репертуара богатого «музычно-драматичного» театра. Он похож на многоэтажный свадебный торт в кремовых розах и фигурах -- не то, что невкусный, но явно избыточный.

Отличный сценограф Зиновий Марголин, много работающий в опере, вместе с художником по костюмам Марией Даниловой сочинили к этому произведению такое же сумасшедшее оформление, смешавшее все стили и иерархии. Тут и деревня с валенками на заборах, и самолет из бревна с пилой вместо крыльев. Тут сельские стиляги ходят в ботинках на платформах и ярчайших пиджаках, а сексапильные «кобылицы» гарцуют в кафешантанных корсетах и раззолоченных шапках-валенках, похожих на конские головы. Тут манерные Солнце со звездами в каких-то немыслимых головных уборах похожи на буддистских божеств, а подводная жизнь рыбешек стилизована под приморский блатняк 20-х годов. Тут котлы с молоком, кипятком и ледяной водой, в которых Царь должен искупаться, чтобы омолодиться, выглядят как огромные столовские кастрюли с надписями «Мол.», «Гор.» и «Хол.» Тут Царь-девица в кокошнике гоняет по морю в лодке на моторном ходу, а потом к Царю является эдакой шемаханской обольстительницей в малиновых, шитых золотом шальварах невероятной ширины. Чего тут только нет.

Тексты Пресняковых, так же, как и песни Кортнева, прежде всего, конечно, разыгрывают политическую и социальную карту -- Царь к подданным обращается зычным: «Братья и сестры!», а Месяц к звездам: «Многоуважаемые сотрудницы», поминая «преданность общему делу». Перед тем как ехать к Солнцу, Ваня с Коньком обсуждают, что «все вопросы решают только там, наверху», а Месяц говорит, что «к Солнцу только по записи». И даже в финале сварившийся Царь снова является со словами «цари ведь не уходят просто так, цари уходят лишь на повышенье». Один из лучших музыкальных номеров (впрочем, пока хоры в спектакле звучат так, что во многих просто не разобрать слов) -- это воинственные песни мужиков, не желающих уходить с острова-Рыбы. Кортнев и для спектакля «День выборов» сочинял гомерически смешные патриотические песни, и тут мужицкий рэп с рефреном «Мы будем все вместе стоять на этом месте» в ритме «Эль пэбло унидо, хамас сера венсидо» получился хоть куда; в нем есть и исторический экскурс: «Наши деды эту Рыбу от набегов защищали», и готовность к подвигу: «Я за Рыбу хоть на дыбу -- это родина моя!»

Но в целом, когда пытаешься после представления собрать вместе разрозненные впечатления, и, сделав скидку на то, что постановка еще сырая, понять, что все-таки запомнилось из спектакля, в который вложено столько надежд, сил и денег, получается негусто. Несколько актеров: Эдуард Чекмазов, который играет извивчивого, с гнусавым голосом злодея-Спальника похожим на Кощея-Милляра из старых детских фильмов. Сергей Беляев -- простодушно-циничный толстяк Царь, который знакомится, протягивая руку: «Очень приятно, Царь-батюшка», и своей взбалмошной наивностью напоминает Короля-Леонова в фильме «Обыкновенное чудо». Ну и, конечно, Ирина Пегова -- Кобылица и Царь-девица, смешная, непосредственная, лукавая, с неотразимо обаятельным сочетанием цветущей и томной женственности со звонкими мальчишескими интонациями. Да еще одна отличная сцена: подводное царство, где в голубом морском свете, среди сушащихся тельняшек вьются рыбы (хореограф Альберт Альбертс сочинил в ней для актеров забавную трепещущую пластику). Тут хвастливая шпана Ерш, которого отлично играет Игорь Хрипунов («Я в море-окияне/ Держусь на обаянии,/ Таких друзей имею,/ Что сам от них немею»), пристает к девушкам Селедкам, задирает пенсионера Сома (и получает от него по голове) и по трусости женится на толстухе-бандерше Щуке (очень смешная Мария Сокова).

Только зрителей, которых интересует, можно ли идти с детьми на это массивное, длинное (почти три часа) представление, обладающее тем не менее множеством родовых черт детского утренника, придется огорчить. Детей вести не стоит -- тут много не только совершенно непонятных детям шуток и несчитываемых пародий, но и весьма сомнительных реприз (например, когда слуги будят Царя, Городничий с таким значением спрашивает: «Не встает?», что зал откликается понимающим мужским смехом). Впрочем, сегодня богатый детский утренник, да еще с шуточками и намеками -- самый востребованный взрослый жанр, так что за судьбу этого спектакля волноваться не приходится.