Переводов рок-поэзии (точнее, я бы стал говорить о западной песенной поэзии, чтобы очертить потенциального потребителя) выходит вообще очень мало. Изданных нелюбительским способом -- еще меньше. А хороших переводов, боюсь, не появляется вообще.

Недавно вышла вторая книжка сборника произведений Ника Кейва «Король чернило» (King Ink). Первая часть появилась в прошлом году и содержала в основном прозаические тексты. В новом выпуске -- стихи, тексты песен. Дизайн обеих книжек настолько удачен, что от одного взгляда на блестящие обложки рука тянется за кошельком. Газетная печать не передает этой строгой стильности (блестящий «мокрый» накат, буквы и лицо Кейва на интенсивном фоне). Но замечательно оформленная книжка хороша лишь как символ. Символ отношения наших издателей к песенной поэзии, точнее, к поэзии, которая распространяется через песни, поскольку стихи -- они либо стихи, либо -- нет.

Понаслышке известно, что у «Кейва очень страшные тексты... там про Бога, дьявола и любовь с убийствами». Это приводит в трепет, хотя подобная тематика встречается почти у любой рок-группы, будь то хоть панки, хоть металлисты. Тем не менее на Западе у Ника Кейва особенная репутация -- репутация хорошего, оригинального текстовика, и даже -- настоящего поэта.

Что же пока происходит у нас? За перевод западных песенных поэтов в основном берутся не поэты и переводчики, а фэны. То есть люди компетентные, но в несколько другой области. Перевод песенной лирики -- задача непростая, и надо задуматься, стоит ли приводить все вокализы, транслитерировать все «ла-ла-ла»? Я внимательно и не без удовольствия прочитал обе книжки Кейва. Есть, разумеется, удачи: то, что и переведено точно, и считывается хорошо, и звучит в ушах действительно как песня (мне кажется, что это не безусловный, но полезный критерий качества переведенной песни). Из приятно читаемых, например, «От нее в небытие». На мой взгляд, удачная находка Ильи Маркина, From Her To Eternity вместо библейского From here to eternity, то есть «сейчас и навсегда», или, как говорят православные, «и ныне и присно». Очень хороша хитовая Wheeping Song («Песня плача», Илья Кормильцев), красива «Люди не так добры» (People Ain't No Good, Элена Вейрд) и «(Та ли) ты, которую я жду?» (Are You the One I'm Waiting For, Михаил Гунин).

Но изрядная доля -- плохие переводы, плохой русский язык, приблизительность и непонимание смысла текста. К сожалению, самая известная песня Кейва пала жертвой очень странной переводческой трансформации. Алеся Маньковская, взявшаяся за балладный шлягер Where The Wild Roses Grow, начала удачно. В ее «Там, где растет шиповник», в запеве (т.е. первой строфе) сохранены размер, рифма и смысл. Но уже на последних строчках второй строфы (то бишь первого куплета) начинаются потери: «...губы ее/Подобны шиповника алым цветам». Вроде ничего себе, но по сравнению с оригиналом слишком нейтрально, и много чего вывалилось, в том числе определение этих самых цветов, которые «росли вниз по реке» и были «кровавые и дикие» («For her lips were the colour of the roses/They grew down the river, all bloody and wild»). Согласитесь, такое придает всему повествованию яркость и остроту, а также намекает на кровавую развязку событий. Четыре дальнейшие строфы -- хрупкое равновесие, но в пятой с переводом происходит нечто: «А на третий день мы пошли вместе/среди роз погулять на реке/перед смертью успела я лишь увидать/что с улыбкой сжимает он камень в руке». Стиль пионерлагерных страшилок, но есть кое-что посущественнее. Во-первых, откуда такая внезапная смерть? Инсульт? Или перевод рассчитан на людей, которые смотрели клип с Кейвом и Миноуг и просто знают, «чем дело кончилось», поэтому не удивляются второй несуразности: сперва героиня умирает, а только потом в руке убийцы появляется камень. Текст Ника Кейва как раз прост, изящен и логичен: «And the last thing I heard was a muttered word/As he stood smiling above me with a rock in his fist» (то есть «последнее, что я услышала -- невнятное слово... он стоял надо мной с камнем в кулаке»). Во-вторых, в третьей строчке последнего куплета одна фраза героя закавычена, другая, напротив, дана без кавычек: «Я «прощай» прошептал. Пусть умрет красота!» В оригинале мало того что более складно, так и кавычки не там стоят: «I kissed her goodbye/I said 'all beauty must die». Я, разумеется, знаком с понятием «переводческая трансформация», но здесь эта перемена мест показывает: переводчик не уловил, что события последних двух абзацев происходят в одно и то же время. Героиня услышала «бормотание» ("muttered word"), то есть не что иное, как «all beauty must die» («красота должна умереть»). Ни один из героев ни словом не обмолвился, как именно произошло убийство, а читатель тем не менее понимает, что все свершилось в одну секунду. И самое обидное -- из последнего куплета исчезла ради непонятно чего метафора: "the wind light as a thief" («ветер легкий, как вор»). Собственно как раз то, что отличает «просто текстовика» от «вообще поэта».

Как, наверное, были бы довольны русскоязычные любители Кейва, если бы до них наконец дошел не шаржированный образ мрачного нечесаного австралийского пьяницы, а стихи хорошего поэта. А также многих других поэтов -- Тома Уэйтса, Леонарда Коэна, Джона Кейла, Лу Рида, Боба Дилана, Моррисси, Майка Стайпа и даже более молодых и «рассерженных» Деймона Албарна, Бретта Андерсона, Натали Мерчант или Тори Амос. И, кстати, толк от такой работы будет даже утилитарный. Во-первых, текстовики-графоманы будут чувствовать себя неуютно, во-вторых, навык перетолмачивания именно эстрадных, попсовых и рок-н-ролльных песен пригодится при, допустим, постановке на русском языке западных мюзиклов.