Государственный Русский музей отличается даже не бурной, а буйной выставочной деятельностью. Тут одновременно проходит по семь-восемь выставок, благо пространства позволяют -- в ведении ГРМ находится несколько исторических зданий в самом центре Петербурга. Однако количество, как известно, не означает качества, и часто выставочные проекты Русского не идут дальше курьеза -- масштабного, эффектного, сопровожденного толстенным каталогом и пространными экспликациями на стенах, но... курьеза. Ставший притчей в критических языцех давний «Красный цвет в русском искусстве», относительно недавние «Двое» или только что открывшаяся «Большая картина» -- из их числа. Стоит ли собирать экспонаты, исходя лишь из их цветовой гаммы, количества запечатленных персонажей или, прости господи, формата? Впрочем, публике нравится.

Посреди этого разгула общедоступности и поп-вкусов строгое лицо интеллектуала-сноба сохраняет лишь отдел новейших течений Русского музея, с упертостью фанатика делающий выставки концептуально сложные и формально стерильные. Впрочем, то заслуга не столько сотрудников отдела, сколько самого материала, с которым им приходится иметь дело. Современное искусство -- это вам не Маковский с Кустодиевым! Однако сотрудники своему сложному и даже эзотерическому материалу беззаветно верны и пытаются привить эту верность посетителям музея, постоянно подкидывая им что-нибудь новенькое.

В данном случае этим новеньким оказалась звезда британского и международного contemporary art, автор целого ряда выставок в самых престижных музеях и галереях мира, призер Венецианской биеннале, номинант Тернеровской премии и так далее и тому подобное -- Сэм Тэйлор-Вуд. Ее выставка фото и видеоарта, открывшаяся в Михайловском замке, -- изысканнейшее кушанье на фоне фастфудовских «Большой картины», «Дороги» (еще один свежий туристский опус музея!) и камерной ретроспективы Рериха, оккупировавших корпус Бенуа.

Искусство Сэм Тэйлор-Вуд -- рафинированное, медленное, даже если герой фильма отбивает чечетку, молчаливое, даже если звучит струнный квартет Чайковского. Это искусство, требующее медитативного погружения в его эфемерно-призрачную плоть и зрительской сосредоточенности. Искусство про бренность земного существования, про зыбкость вроде бы столь прочной повседневности, про возвышающую силу искусства и очищающую силу непосредственных человеческих эмоций. И все это не пустые слова и расхожие пошлые штампы, а буквальное описание работ.

На них в пустой мастерской левитирует, презрев законы тяготения, сама Тэйлор-Вуд (серия «Подвешенные автопортреты»), замирают в стремительном падении симпатичные молодые люди (серия «Падение»), искренно рыдают гламурные кинозвезды (серия «Плачущие») и летает над музыкантами, играющими Чайковского, солист Королевского балета «Ковент-Гардена» украинский танцор Иван Путров (видеоработа «Струны»). А еще медленно разлагаются, превращаясь в прах и слизь, фрукты на блюде (фильм «Натюрморт»). И чечеточник танцует с живым голубем на голове над бездыханным телом: голубь улетел -- душа отлетела, танец кончился («Вознесение»). Тэйлор-Вуд не боится быть дидактичной, возвышенно-поэтичной, донельзя красивой, апеллирующей к классическому искусству и христианской символике -- быть тем, кем нельзя быть в циничном, низменном и скандальном современном искусстве.

Но кто бы мог подумать, что подлинный катарсис, достойный греческих трагедий, могут вызвать фотографии и видеофильмы типичного персонажа светской хроники, супруги самого удачливого английского галериста, подруги Элтона Джона, Хью Гранта и Кайли Миноуг, представительницы знаменитого движения Young British Artists («Молодые британские художники»), с успехом эпатировавшего мир на деньги коллекционера Чарльза Саатчи.

И первые работы Тэйлор-Вуд были скандалезны и эпатажны, будь то автопортрет со спущенными штанами и в майке с надписью Fuck, Suck, Spank, Wank (возьмите словарь -- не могу перевести это на газетной странице!), видео с танцующим и кривляющимся голым мужиком или фильм «Страсти», подпадающий под определение hard porno. Но потом была страшная болезнь, осознание своего непрочного места в мире, год молчания... и совсем новое искусство, которое и показывает сейчас Русский музей.

От той, прежней Сэм Тэйлор-Вуд осталась бескомпромиссность и верность себе вопреки навязываемым извне вкусам и стандартам (при всем том художнице удается оставаться светской львицей и любимицей гламурных журналов!). Ее нынешние фото и видео по-прежнему радикальны, ибо вопиюще несвоевременны. Но это новый радикализм -- философский. Или даже поэтический. А именно поэзии не хватает нам в сегодняшнем мире тотальной политики.