В этом году русский «Букер» будет вручаться десятый раз. Премия за лучший роман года, сменив спонсоров и название (ныне она зовется «Smirnoff-Букер»), до сей поры сохраняет престиж и мифогенность. Мало того, что другие писательские «состязания» так или иначе ориентируются на букеровскую модель и стараются переплюнуть «дедушку премиального процесса», сам «Букер» по-прежнему занимает, раздражает и провоцирует литературную общественность. Мы привыкли обсуждать «длинный список», строить опасливые предположения, выискивать тайные интриги жюри, умеренно поругивать его на стадии шорт-листа и строить брезгливые мины после подведения итогов. «Букер» -- удобнейший повод, дабы излить всю желчь и всю досаду на нашу «ничтожную» словесность, «мертвый» жанр романа, «тенденциозную» критику, «консервативные» журналы, «конъюнктурные» издательства и «чудовищный» литературный быт. О том, что стимуляцией этих самых дискуссий, постоянной актуализацией новейшей словесности, выявлением прежде неизвестных имен как писателей, так и критиков (много кто заимел репутацию и имидж именно в ходе «букеровских» баталий) «Букер» весьма оживил нашу литературную жизнь, говорить как-то не принято. Известное дело: пословица «что имеем -- не храним» не при нас утратит актуальность.

«Букера» мы пока еще не потеряли. «Потеряли» в юбилейном году всего-навсего лонг-лист. Обычно он становился достоянием публики в июне -- ныне оглашение приурочено к Московской международной книжной ярмарке, то есть к началу сентября, ибо спонсоры решили завязать контакт с книгопродавцами. Дело, возможно, полезное, но коверкающее всю логику сложившегося премиального процесса. Оглашение лонг-листа -- традиция отечественная; возникла она во второй «букеровский» год благодаря мощному давлению критики. Дело в том, что в начале 90-х слухи об абсолютном конце отечественной словесности были куда мощнее, чем десять лет спустя, -- публика просто не знала о том, что со словесностью происходит, а критика предпочитала общие апокалиптические стоны разговорам о конкретных сочинениях. Публикация полного списка букеровских соискателей убивала двух зайцев: читатели получали информацию («не так уж мы бедны»), а пишущая братия -- повод для споров. Состязательный процесс становился более открытым. Жюри могло игнорировать (так часто и случалось) мнения экспертов, но его «трубный глас» не был единственным, а потому читатель получал возможность выбора: броситься на поиски романа-лауреата, отдать предпочтение кому-то из авторов «шестерки», сочувственно вникать в творения проигравших.

Сейчас, когда информации о новых текстах, в общем, хватает, вполне резонно было бы перейти на «английскую модель» -- отказаться от публикации лонг-листа (как правило, замусоренного сомнительными опусами), а заодно и от коллегии номинаторов. Ведь то и другое было следствием развала издательского и информационного рынка начала 90-х. Но оргкомитет премии пошел по пути странных компромиссов. Ныне номинируют на премию как «частные лица», так и издательства (включая журналы), а то, что номинаторы зачастую в этих самых журналах и издательствах служат, -- дело десятое. Того же рода явление -- нынешнее сжатие срока, разделяющего лонг- и шорт-листы. За месяц (шорт-лист объявляется в октябре) никакой дискуссии о претендентах толком не развернешь. Тем более в этом году, нагруженном дополнительным эффектным состязанием, речь о котором впереди.

Все же напомню о главных соискателях десятого «Букера». (На премию теперь претендуют романы, изданные с июля прошедшего года по июнь текущего. Выдвижение же заканчивается в апреле, что ставит «весенних» и «июньских» авторов в весьма неприятную позицию.) Безусловно судьбоносным станет вопрос «Кысь или Не-Кысь?», ибо Татьяна Толстая -- фигура харизматическая, роман ее объявили гениальным еще до прочтения (и, кажется, написания), прозвучавшие после публикации критические суждения были объявлены плодами зависти-косности-тенденциозности, а иные из критиков, вполне трезво оценивших не слишком удачный текст, подавали свою аналитику с реверансами, достойными «споров» о какой-нибудь бондаревской «Игре» в блаженные раннеперестроечные времена. (Вариант посвежее -- о «Сибирском цирюльнике».) Наверняка покачают права симпатизанты Бориса Акунина, благо в отчетный период потрудились как Эраст Фандорин, так и матушка Пелагия. Явно велики шансы у Дмитрия Быкова, чье «Оправдание» едва не стяжало «Национальный бестселлер». Вызвав ярость (по-моему, нездоровую) у некоторых критиков, мейнстримный, грамотно закрученный и скорее остроумный, чем глубокомысленный роман Быкова сумел понравиться весьма многим. Принцип «деньги к деньгам» может помочь новоиспеченному лауреату Госпремии Андрею Волосу, чья «Недвижимость» мне лично видится отчетливой неудачей. Надеюсь, что жюри не упустит такие яркие работы, как «Бессмертный» Ольги Славниковой, «Венок на могилу ветра» Алана Черчесова (малая премия Аполлона Григорьева), «Голая пионерка» Михаила Кононова, «Сэр» Анатолия Наймана. Если по традиции не будет блюстись чистота романного жанра, то самой высокой оценки достойна повесть Андрея Дмитриева «Дорога обратно». Главным же фаворитом мне видится роман-идиллия Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени». Обо всех перечисленных вещах наша газета в свою пору рассказывала, какова же будет их судьба -- бог весть. Пока мы не знаем даже, кто на премию выдвинут.

Зато нас ждет иная забава. Причем в двух вариантах. Опережая время, оргкомитет премии «Smirnoff-Букер» решил выявить «Букера» десятилетия». Почему суперпризер должен определиться по итогам девяти прошедших лет (десятым шорт-листом еще не пахнет) -- пойми, кто умный. У него же спрашивайте, почему озабоченная имиджем премии фирма-спонсор UDV не считает должным как-то материально стимулировать грядущего победителя. (На купеческое роскошество финальных банкетов денег шло предостаточно. Да и Алла Демидова, путаясь в писательских фамилиях, вела прошлогоднюю церемонию небось не за красивые глаза.) Ну и там же объяснят, почему именно председателям девяти отработавших жюри доверено выбрать сверхлауреата из 49 романов, попавших в прежние шорт-листы (дважды «шестерки» претендентов превращались в «пятерки», один раз -- в 1995 году -- в «тройку»). Ведь сама идея выбора из всех шорт-листников (а не из одних лауреатов!) разумно корректирует сложившуюся (во многом по воле председателей жюри) систему приоритетов. Не секрет, что некоторые из председателей соприкасались с современной литературой только в процессе судейства. Конечно, это можно сказать и об иных «рядовых» членах жюри, но все же обратись оргкомитет ко всем 45 судьям (кто-то мог бы от высокой миссии уклониться), результат был бы чреват интересными неожиданностями. При девяти же судьях слишком велика роль случая. Но скорее всего будет простенько. Голоса три-четыре наберет Георгий Владимов («Генерал и его армия»), голоса два -- Андрей Сергеев («Альбом для марок»), может, возьмет реванш проигравшая первого «Букера» Людмила Петрушевская («Время ночь»). Будем надеяться, что нам представят не только абсолютного победителя, но и «шестерку девятилетия». Это бы малость оживило интересно задуманную, но почти загубленную механическим подходом забаву.

Впрочем, оживить ее уже пытаются. По инициативе главного редактора «Книжного обозрения» Александра Гаврилова несколько печатных и электронных изданий («Известия», «Литературка», «Русский журнал» и др.) предложили своим читателям поучаствовать в игре «Народный «Букер» -- до 15 августа проголосовать письмом в соответствующие редакции за один из сорока девяти романов-соискателей. Результат будет просуммирован и оглашен на ММКЯ, что должно «надавить» на председателей прежних букеровских жюри, каковые огласят свой выбор только в декабре, на финальной церемонии десятой букериады.

По неизбывной склонности к азартным играм называю свою «шестерку». Виктор Астафьев «Прокляты и убиты» (1993), Георгий Владимов «Генерал и его армия» (1995), Андрей Дмитриев «Поворот реки» (1996), Владимир Маканин «Андеграунд, или Герой нашего времени» (1999), Ольга Славникова «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки» (1997). Ну, и главный лауреат -- Алексей Слаповский «Первое второе пришествие» (1994). Прошу коллег учесть мой голос.