После уже завоеванных московских театров «Сатирикон» и МХТ питерский режиссер Юрий Бутусов пришел осваивать сцену Вахтанговского театра. Она заранее казалась более близкой его дарованию, любящему острые ходы, но на премьере шекспировской мрачной комедии «Мера за меру» оказалось, что эта близость еще теснее, чем думали. Реализуясь в вотчине Римаса Туминаса, режиссерская манера Бутусова как будто пропиталась духом литовского театрального метафоризма, словно постановщик делал спектакль по правилам, изложенным в каких-то особых литовских учебниках. В первую очередь это ощущение, конечно, связано с тем, что музыку к шекспировскому спектаклю -- нервную, пронизывающую, иногда взрывающуюся какими-то бульварными мотивчиками и снова впадающую в мрачный минимализм, писал тот самый Фаустас Латенас, который всегда сочиняет для спектаклей Туминаса и Някрошюса.

Питерский художник Александр Орлов сценографию сделал тоже «литовской»: пустое черное пространство с низко висящими железными лампами, которые освещают сумрак неяркими пятнами света, или слабые рассеянные лучи падают на сцену откуда-то сбоку, будто в подвальное оконце. Есть стулья и десяток обшарпанных черных столов: их то выстраивают в ряд, то разбрасывают по сцене, то сваливают в кучу. Огромные швабры, которыми герои почти в торжественном марше, отбивая шагами ритм, сгребают все с пола, а потом палки остаются стоять в ряд, будто деревья или колонны домов. И даже актеры иногда напоминают что-то из виденного: как по-някрошюсовски бежит на цыпочках, ловит запрокинутым лицом лучи света и звенит высоким голосом Изабелла (Евгения Крегжде), уговаривая жестокого наместника герцога Анджело не казнить ее брата. Как странным, небытовым движением кладет она растерянному злодею голову в ладонь. И как, понимая, что не может его смягчить, много раз пытается уйти, но друзья брата, якобы незримо стоящие рядом, дуют на девушку так, что ее будто ветром снова относит к Анджело.

Конечно, все это внешние признаки, и они не делают из Бутусова литовского метафориста. Режиссер остается собой, он строит спектакль так, как ему свойственно, и «Мера за меру», как часто у Бутусова в последнее время, держится на одной концептуальной фишке. В данном случае на том, что и великодушного Герцога, и его коварного Анджело играет один актер -- Сергей Епишев, отчего уже в начале достоинства положительного героя оказываются под некоторым вопросом. Герцог ходит в свободном белом костюме или, надев монашескую рясу с капюшоном (чтобы тайком выследить, справедливо ли правит его наместник), крадется, скрючившись, как Баба-яга. Взявшийся править государством неподкупный Анджело одет в серый костюмчик с галстуком и очки -- типичный «человек из администрации». Ни в одном из них нет настоящей человеческой масштабности. Ни во вполне ординарном Герцоге, ни в Анджело, пожертвовавшем своей репутацией неподкупного борца с развратом из-за внезапной страсти к чистой Изабелле. Анджело скорее похож на клерка-чистюлю, которому в мечтах видится, как он с роковой красоткой Изабеллой в коротком обтягивающем платье танцует танго.

Финал спектакля -- пожалуй, самое острое его место -- показывает, зачем Бутусов вообще взялся за эту пьесу. Вымарав из текста Шекспира всю историю о том, как порочный Анджело был наказан, а брат Изабеллы, некстати обрюхативший свою возлюбленную Джульетту, спасен, Бутусов переходит к главному. Он в точности повторяет сцену, которая происходила между Изабеллой и домогавшимся ее Анджело, с попыткой девушки убежать и разбрасыванием столов. Только теперь вместо Анджело -- Герцог, так же жестко и безапелляционно предлагающий девушке, мечтающей о монастыре, стать его женой. И Изабелла так же в страхе остается, скорчившись на столе и твердя до закрытия занавеса, что спасенья нет. Становится ясно, что враль Лючио, твердивший неузнанному правителю в костюме монаха о том, что их Герцог развратник, каких мало, был прав.

Впрочем, ждать этого эффектного момента приходится слишком долго. Зрители узнают молодых актеров, отлично игравших в спектаклях Туминаса, но здесь даже лучшие из них -- лишь неяркие краски на темном полотне. Как Мария Бердинских -- трогательная крошечная беременная Джульетта, танцующая со своим обреченным на смерть возлюбленным печальный танец, она была прекрасной Соней в туминасовском «Дяде Ване». Или Леонид Бичевин -- любящий искусство клерк-палач с чудесной фамилией Суккенсон (перевод Осии Сороки), он был главным героем в «Троиле и Крессиде». Спектакль идет три с лишним часа, и все это время, несмотря на весь метафоризм, эффектные ритмические переломы и музыку Латенаса, он кажется таким же невзрачным и унылым, как менеджер Анджело в сером костюме.