В Московском музее современного искусства (в Ермолаевском переулке) открылась выставка Сергея Шутова «Необходимое и необязательное» -- первая музейная персоналка художника, столь же культового, сколь и маргинального. Первая -- хотя в биографии его числятся выставка в русском павильоне на Венецианской биеннале (2001), номинация на Госпремию, участие в работе над фильмом «Асса», виджейские сеты в клубе «Птюч» и всевозможные диковинно-величавые титулы вроде «первого академика Академии всяческих искусств», который Шутову пожаловал тогда еще не впавший в концептуальное мракобесие Тимур Новиков, или же звание основателя Института технологии искусств, который Шутов учредил в 1993 году.

Выставка в Ермолаевском не академическая ретроспектива, но, предъявляя и совсем новые работы, и раритеты середины 1980-х, она вполне подтверждает репутацию мастера «всяческих искусств». Тут есть импульсивная нью-вэйверская живопись, почти хулиганские коллажи, где пышные шапки гигантских цветов изображают забрызганные золотом курчавые кукольные парики. Замечательный видеофильм «Ковер Гортензия» -- «экранизация» одноименного стихотворения Александра Введенского, напоминающая классические видеофильмы Билла Виолы или классику экспериментального кино -- трилогию «Кацци» Готри Реджио. Концептуальное караоке, в котором публике предлагается, например, хором помолчать под «4.33» Джона Кейджа -- знаменитый опус, состоящий из четырех с половиной минут тишины, в караоке-версии выглядит как бегущая строка точек. Есть минималистская абстрактная графика, выполненная роботом-рисовальщиком Зигги, напоминающим внезапно открывший в себе тягу к творчеству волчок. Цикл снимков, сделанных в некогда очень важной в авангардной фотографии, но ныне почти забытой технике фотограммы. Деревянные, грубо сколоченные из поленьев ракеты, летящие покорять «русский космос», недоступный ни для каких шаттлов. Изысканные лайтбоксы со снимками далеких галактик, обнаруживающихся на дне обычных глиняных горшков. Есть почти утрированный минимализм -- удивительное произведение середины 90-х, длиннющий свиток, на котором черным по белому прочерчена одна-единственная, тщательно старающаяся быть прямой линия. И полотна, на которые художник не пожалел не только всех цветов радуги, но еще и золота с серебрянкой.

На выставке поневоле вспоминаешь избитое выражение «художник смотрит на мир сквозь призму...». Правда, в данном случае нет нужды уточнять метафору и говорить о призме той или иной идеологии или эстетики -- любой художественный догматизм Шутову чужд. Призма, которая приходит на ум, -- это конкретный предмет, знакомый многим сувенирный стеклянный многогранник, сквозь который так интересно рассматривать самые обычные вещи, что множатся, как в калейдоскопе, и расцвечиваются радужными ореолами. Психоделические радуги служат фонами для любимых Шутовым ракет, самолетов, комет и прочих небесных тел -- и для портретов деятелей художественного сообщества, складывающихся в «Ковер Гортензию» -- один из элементов замечательной инсталляции, основанной на стихотворении Введенского. В нью-вэйверских полотнах радуги сливаются в своего рода галлюцинаторный камуфляж, из пятен которого нужно вычленять всевозможные знаки и изображения. В цикле «Труд и капитал» (2004) они расцвечивают иронические вариации на тему советского «молодежного» стиля в духе обложек «Юности» и дизайна дворцов пионеров. А в недавнем полотне «Снайпер в пейзаже» прикидываются лучами прожекторов, бороздящих небо над нарочито вязким реалистическим пейзажем.

Впрочем, радужная призма не мешает Шутову воспринимать мир трезво и беспристрастно. Он отдает дань всем ключевым для отечественного искусства последних десятилетий темам -- будь то расчеты с советской мифологией, поиски национальной идентичности или рефлексия по поводу нового «большого стиля». Но в отличие от многих коллег Шутов не влипает ни в одну из идеологий и рассматривает мир с достаточной дистанции, чтобы увидеть повторяющиеся паттерны орнамента там, где менее отстраненный взгляд оказывается в плену идеи или образа, претендующего на уникальность. Выходец из первых российских хиппи, Шутов и сегодня предпочитает быть смиренным маргиналом, теперь по отношению к новым иерархиям и кланам постсоветской артсцены. Выставка пронизана удивительным и, казалось бы, давно утраченным ощущением того бесшабашного драйва и невоинствующей свободы, которые некогда поражали на первых экспозициях только-только вышедшего из подполья искусства. Последовательная маргинальность и своего рода «необязательность» и делают искусство Шутова столь необходимым для уставшего выполнять идеологические или рыночные обязанности нашего contemporary art.