Новым фильмом Эльдара Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви» открылся в минувшую пятницу 72-й сезон Дома кино. Фильм для публики повторили дважды -- так много было желающих посмотреть картину, которую сам Рязанов объявил своей последней (сейчас, правда, он уже снимает следующую) и долгожданной (идея родилась еще в 70-е годы). Эльдар Александрович вывел на сцену представителей съемочной группы, долго представлял актеров и персонажей, которых они играли, и ясно было, что ему интересно и приятно об этом говорить. И хотя после вмешательства его жены торжественная часть была все-таки сокращена, атмосфера благожелательного внимания зала режиссеру удалась с легкостью. Но потом началась демонстрация самого фильма, и вот тут ситуация поменялась. Возможно, режиссер и выслушал множество комплиментов от коллег, но овации не дождался, а уж закулисные отзывы отличала необычная -- все-таки человек уж очень заслуженный и многими любимый -- резкость.

Эльдар Рязанов неоднократно говорил, что его картина не биография Андерсена, а фантазия на тему реальных обстоятельств его жизни. И что люди, окружавшие Андерсена, будут преображены в этом произведении, где быль сплетается со сказкой, а главным сюжетом станет волшебное превращение неуклюжего бедного подростка в гениального автора всемирно известных сказок... Превращение, по мнению Рязанова, происходившее скорее в фантазии самого писателя, поскольку насмешки, непонимание и пренебрежение сопровождали Андерсена всю жизнь...

Итак, фильм предлагает собственную версию судьбы художника. В нем не появится отец Андерсена, заносчивый и начитанный сапожник, умерший в раннем детстве героя. Не будет и большинства добрых знакомых, которые помогали одаренному ребенку, а потом и юноше... Ничего не рассказано о славе, которая досталась 25-летнему поэту, о похвалах знаменитых датских критиков, признавших молодое дарование, о том, что, познакомившись с его первыми произведениями, известные датские деятели искусства оказывали ему покровительство и помощь. Что слава его была всемирной при жизни, что он дружил с Диккенсом и Гейне, которые, впрочем, да, над ним подсмеивались, но принимали, общались на равных...

Киноверсии биографии писателя публике и не обещали. Но, скажите на милость, зачем было превращать неуклюжего, экзальтированного, слишком болтливого и в то же время замкнутого и гордого человека в буйно помешанного идиота, у которого только что слюна изо рта не течет? Андерсена у Рязанова играют три актера: ребенка -- Ваня Харатьян, подростка, юношу и молодого человека -- Станислав Рядинский, а зрелого мужчину -- Сергей Мигицко. Возможно, Рядинский и замечательный артист, но как бы хорош ни был исполнитель, вряд ли он может выполнить некоторые режиссерские задания. Например, в фильме есть сцена, в которой юный Ханс, которому должно быть лет тринадцать, поет в толпе грубых фабричных рабочих... У Андерсена действительно был хороший голос, но в фильме героя озвучивает профессионально поставленный, отличный альт, который так же подходит великовозрастному, половозрелому мужчине, которым является Рядинский, как козе баян. В результате молодящийся актер вынужден играть не хрупкого, эмоционально неуравновешенного подростка, а попросту умственно отсталого дылду... Задуманная сцена, в которой с поющего нежным голосом и застенчивого мальчика толпа пытается содрать штаны, чтобы убедиться, что он не девочка, на деле превращается в довольно глупый балаган: Рядинский, высокий, хорошо сложенный молодой мужчина, удирает в спущенных штанах от улюлюкающих статистов... В фарс превращается и демонстрация школярских мучений нашего героя, который ради пущего эффекта помещен в группу младших школьников, которым демонстрирует дебильность, путая античных авторов с египетскими фараонами... Я уж не буду вспоминать, что настоящий Андерсен все-таки окончил университет и невеждой никак не был, а дразнили его вовсе не за неумение связать два слова, а за сентиментальность и склонность к фантазиям... Удивляет другое -- почему авторам фильма кажется, что чем примитивнее, резче и грубее сочинят они сцену, тем лучше? Может быть, насмотревшись популярных телевизионных шоу, Эльдар Рязанов стал искать народной любви, следуя рецептам Петросяна и компании?

И поэтому, инсценируя сюжет сказки про волшебный горшочек, он заставляет принца просить у принцессы помимо поцелуев «еще кое что». Что именно, опытная фрейлина объясняет своей молоденькой соседке по оцеплению, за которым вошедшая в раж принцесса скидывает с себя юбку за юбкой... Да, говорят, что Андерсен, оставаясь всю жизнь девственником, посещал публичные дома, где беседовал с девицами, и, возможно, укрощал свою сексуальность ручным способом, но никогда не путал свои сказки -- философские, романтические, христианские -- с эротическими историями...

Но и это еще можно понять: фильм -- дело дорогое, успех нужен, картина мира искажена отсутствием непосредственного опыта и довлеющей в современной массовой культуре пошлостью, возможно даже, что происходит сознательная игра на понижение. Дескать, мы им -- клубнички, а они за это поймут нашу главную, основную, гуманистическую идею. Например, в сюжете про то, как датский король, в которого на время перевоплощается старый Андерсен (это уже Сергей Мигицко), во времена фашистской диктатуры нашивает на свой мундир желтую звезду. Тем более что тут-то видно: автором движет искреннее чувство.

Но совсем непонятно, почему в произведении, замысел которого так долго вынашивался и к которому вроде бы столь серьезно относится автор, можно допускать столько халтуры и непрофессионализма. Во-первых, сам сценарий, написанный Ираклием Квирикадзе и Эльдаром Рязановым... Мало того, что в нем не хватает логики, последовательности, занимательности -- это вопрос творческой удачи... Но почему авторы позволяют себе вставлять в текст старые анекдоты (король, принимая Андерсена, удивляется: «Неужели вы едите, только когда голодны? Ну, вы прямо как животное!»). Хочу напомнить, что речь идет не о капустнике к открытию Дома кино, а о произведении, сочиненном двумя почтенными кинематографистами...

Постановочная культура фильма также свидетельствует о неряшливости и небрежности... Стоит только вспомнить о глицериновых слезах, которыми обильно полит наш герой. О телесного цвета нашлепках, изображающих шрам на лице; о дряблых бедрах кабаретных див; о чудовищном гриме, всех женщин в фильме превращающем в шлюх... Понятно, что британские или голливудские картины имеют несоизмеримо большие бюджеты, а у нас некому работать и некому учить, но Людмила Кусакова, лауреат госпремий, художник-постановщик картины, могла бы, кажется, постараться...

В фильме вообще много знаменитостей. И композитор Алексей Рыбников, и балетмейстер Владимир Васильев, и артисты -- Олег Табаков, Вячеслав Тихонов, Валерий Гаркалин, Валерий Баринов, Оксана Мысина, Галина Тюнина, Алена Бабенко, Евгения Крюкова... Разве откажешь живой легенде отечественного кинематографа, любимейшему кинорежиссеру, автору «Карнавальной ночи», «Гусарской баллады», «Берегись автомобиля», «Иронии судьбы»...

Вот только ни опыт, ни громкое имя, ни неизменный аванс благожелательности не спасают, когда выходит фильм, в котором на два с лишним часа экранного времени нет ни одной смешной сцены, ни одной оригинальной мысли, ни одного обаятельного персонажа (если не считать самого Эльдара Рязанова, появляющегося, как всегда, к финалу, Ираклия Квирикадзе в роли привратника у райских врат и Вячеслава Тихонова в роли Господа...).

Понятно, что искусство глуповато, что любимец народных масс должен создать свои фильмы в расчете на широкую публику, которой не нужны нюансы, но не оставляет ощущение, что основные участники просто не приложили стараний, считая, что замысел сам по себе вытянет, что любая шутка пойдет в дело, что, в конце концов, и так сойдет...

И как тут не пожалеть о временах давно прошедших, в которых помимо цензуры была еще и редактура. Но, впрочем, сожалеть все-таки стоит не о наставниках из ЦК, освободившись от которых наши так и не повзрослевшие кинематографисты пустились во все тяжкие, а о той ответственности, которая заставляла старых мастеров отделывать изнанку с той же тщательностью, что и лицевую сторону, -- в расчете на одобрение Того, чьему взгляду доступно все.