Нынешний фестиваль NET сосредоточился на невербальном театре, который, как выясняется, более других склонен к неожиданностям. Пожалуй, самыми непривычными были два представления: французская «Кода» и английское «Не огладывайся», оба они проходили в помещениях бывших фабрик, сегодня превратившихся в культурные центры. И в том, и в другом случае огромные необжитые заводские цеха становились главными участниками спектаклей.

«Театр дю Радо» («Театр-Плот») из города Лен-Мане в западной Франции уже двадцать лет играет в огромном ангаре бывших гаражей «Рено». В Москве ему предложили играть на «Винзаводе» -- краснокирпичном заводском здании в районе Курской. Руководитель «Театра дю Радо» -- и постановщик, и художник спектаклей Франсуа Танги -- сочиняет представления с невероятно сложно меняющимся пространством, представления, полные музыки и слов, которые не обязательно понимать, завораживающие и загадочные. При этом сам автор говорит: «То, что вы видите на сцене, не есть код к чему-то невидимому. То, что вы увидели, есть именно то, что вам предлагалось увидеть...» Но не пытаться каким-то образом объяснить себе, что происходит на сцене, невозможно. Хотя, вероятно, каждый тут видит свое.

Для меня «Кода» -- осуществившийся сон о том, как я потерялась в огромном, гулком и захламленном чреве театра, где гудит механизм поворотного круга, свалена какая-то неиспользующаяся мебель и осветительные приборы, а актеры, уже в костюмах, по пути на сцену останавливаются, чтобы пройти еще раз свои монологи.

На сцене полутьма, свет прорезает ее полосой, будто где-то открыта дверь, да освещен «карман» в самой глубине. Там, вдалеке, и появляются первые странные фигуры -- не то мужчины, не то женщины, -- в белых длинных юбках, пиджаках и шляпах. Кажется, все-таки мужчины. Это актеры -- андрогины театра. Я всегда столбенела, когда они проносились мимо по дороге к сцене, с густо накрашенными лицами, в причудливых одеждах, вдруг останавливаясь и начиная принимать позы перед первым же попавшимся зеркалом. Издалека глухо доносится Верди -- оркестр, голоса. Видимо, это оперный театр.

Первые сцены «Коды» -- это сплошные монологи: и Кафка, и Арто, и Гельдерлин, но ничего конкретного, только туманные обрывки. Женщина с высокой прической, в длинном платье, торжественно что-то декламирует, расхаживая между досками и приборами. Голос ее то слышен, то заглушен далекими ариями. Вдруг все затанцевали -- мужчина закружил портновский манекен, потом подхватил актрису. Появилось сразу много народу, загомонили наперебой и тут же все исчезли, видно, ушли на сцену. Пространство все время меняется, двигаются щиты -- отбрасывает блики прозрачная полиэтиленовая стена, что-то спускается сверху, обнажается угол с обоями в цветочек -- наверное, сюда задвигают унесенные со сцены декорации. От этого постоянно меняется свет -- рассеянные лучи то доходят почти до темной авансцены, то едва проникают в узкую щель в глубине, и видны лишь черные силуэты.

Настолько богатого, сложно построенного пространства (мизансцены в котором никогда не строятся банально вдоль авансцены, а только в глубину и наискось), так изысканно и прихотливо сочиненного света мне, пожалуй, не приходилось видеть. Плюс густая звуковая среда -- то накатывающаяся, то отступающая, с повторами и перебивками.

На сцене несколько металлических рамок на колесах, какие обычно используются для передвижных фотовыставок в театральных фойе. Но сейчас рамки пусты и оттого все, что мы видим сквозь них, кажется готовыми картинами. Музыка гремит. И страшно, и торжественно. На авансцене за столом сидит старый актер и что-то неслышно бормочет. Кусок ткани, свесившийся со стола, трепещет от сквозняка. Проходят люди во фраках и цилиндрах, женщины в вечерних платьях. Вдруг сбоку широкой полосой упал дневной свет -- наверное, открыли окно, и все перестало быть таинственным. Вошла женщина в современном платье в цветочек, заговорила с человеком, сидящим за столом, и, продолжая говорить, задрала ногу на стол. Обычная история -- артистки делают растяжки даже стоя в буфете. Какие-то люди стали двигать большой прожектор, бьющий прямо в зал. Потом все ушли, закрыли двери, и на темной сцене остался только этот постепенно гаснущий прожектор. А музыка с далекой сцены продолжала греметь.

«Не оглядывайся» брайтонского театра dreamthinkspeak (его показывали в помещении центра «ПRОЕКТ FАБРИКА», расположенном в бывшей фабрике технических бумаг «Октябрь») в некотором смысле -- антипод французской «Коде». Спектакль-путешествие, объявляющий своим сюжетом миф об Орфее и Эвридике, сделан простодушно и трогательно, как детская страшилка. И более всего напоминает замечательный диснейлендовский аттракцион «Дом с привидениями». Спектакль начинается в холодном заводском подвале, откуда каждые 15 минут по трое зрителей отправляют в путешествие по загробному царству. В пути по огромным темным цехам и гремучим железным лестницам «тройки» получают мрачные наставления и билеты с номерами, встречают молчаливых людей в черных фраках и цилиндрах -- они указывают фонариками дорогу, двигаются медленно и говорят загробными голосами (это артисты театральной студии «Новый факультет»). Зрители в сладком ужасе жмутся друг другу в закрытых черных комнатах, где слышится шуршание и чей-то храп, проходят мимо лежащего на столе трупа невесты, видят гроб в глубокой открытой могиле, смотрят видео, где лодка с фрачными гребцами и Хароном в темных очках везет труп девушки в белом платье, и чувствуют себя в могиле, когда замечают, что над головой стеклянный потолок, а над ним человек читает молитву и бросает гвоздики.

NET позиционировал этот спектакль как соединение театра с современным искусством -- видеоартом, перформингом, инсталляциями. Но как ни говори, что нынешнее искусство тяготеет к аттракциону, спектакль «Не оглядывайся» тут ни при чем. Впрочем, и к театру он имеет весьма косвенное отношение, если, конечно, не считать театром последовательное разворачивание перед зрителем все новых пространств и чередование «картинок».

Тут были и подсвеченные живые фигуры за стеклом, и макеты опустевших зданий, и девушка в белом, сеющая муку над маленьким заснеженным городом, и скрипач, играющий грустное, и очередной «черный человек», отрезающий бумагорезкой по одному имени от длинного списка фамилий. (Это, видимо, очередь на смерть, а в списке можно найти и свое имя.) Финалом путешествия оказывается совершенно пустой зал, сплошь уставленный горящими свечами, -- это очень красиво. Но, честно говоря, во всем этом пути ничего страшнее, мертвее и красивее, чем сама опустевшая фабрика «Октябрь», не было. И уже ради этого стоило устраивать этот аттракцион.

Кстати, директор NET Евгения Шерменева рассказывала, что после первого же спектакля в кассу фестиваля пошли звонки от зрителей, ничего не знающих ни о Новом европейском театре, ни о мифе об Орфее. Они все спрашивали: а на «дом с привидениями» билеты есть?