Дискуссии о том, какой должна быть общая энергетическая политика Европейского союза, в самом разгаре. Политики и эксперты спорят: сколько энергетического «суверенитета» должно быть у стран -- членов ЕС, а какие направления должны регулироваться из Брюсселя; должны ли страны ЕС иметь возможность самостоятельно выбирать внешних партнеров и условия работы с ними или приоритет общих интересов должен быть безусловным? Понятно, что цель этих дискуссий -- сделать Европу более защищенной и уверенной в обеспеченности поставок энергоресурсов. Эксперт Германского общества внешней политики Франк Умбах считает, что в сегодняшнем мире у производителей энергоресурсов больше влияния, чем у потребителей. А значит, выработка единой европейской политики еще более актуальна, а появление несогласованного с соседними странами проекта газопровода «Северный поток», заявил Франк УМБАХ в интервью корреспонденту «Энергии Европы» Юрию ШПАКОВУ, -- «урок того, как не следует проводить энергетическую политику».

-- Что произошло в Европе? Россия более трех десятилетий безоговорочно пользовалась авторитетом исключительно надежного поставщика природного газа на Запад. Как и прежде, голубое топливо поставляется в соответствии с договорами, и его объемы будут возрастать. Почему именно теперь и именно в связи с Россией в Европейском союзе заговорили о необходимости единой энергетической политики?

-- Непосредственным поводом для этого, бесспорно, стал российско-украинский кризис начала нынешнего года. Некоторые страны ЕС оказались затронутыми временным снижением объемов поставок. В Германии и других странах Евросоюза произошло переосмысление отношения к характеру импорта энергетических ресурсов. Всегда считалось, что сырье -- это совершенно обычный торговый товар. А не стратегические поставки, каковыми его всегда считали и продолжают считать в России, США, некоторых странах Азии и в особенности на Ближнем Востоке. Там к энергоносителям никогда не относились как к повседневному товару, они считаются «чувствительным стратегическим сырьем», импорт которого постоянно подвержен риску уязвимости. Случай политического давления на Украину с помощью газовой трубы не единичный за годы после развала Советского Союза, как мы знаем, не допускавшего ничего подобного даже в годы самого разгара «холодной войны». Время от времени отдельные республики бывшего СССР еще в 1990-е годы ощущали на себе использование энергоресурсов и энергозависимости в качестве инструмента внешней политики. В этих условиях Евросоюз длительное время попросту закрывал на происходящее глаза, полагая, что это внутреннее дело СНГ и Европа всем этим не окажется затронутой.

Есть еще одно важное обстоятельство, которое нельзя сбрасывать со счетов. Германия и Евросоюз в данном случае слишком верили в саморегулирующие силы рынка и безгранично полагались на них. Царило убеждение, что взаимоотношения между производителями и импортерами газа строятся по схеме «предложение--спрос». И, как мы знаем, этот принцип безотказно работал даже в условиях советской плановой экономики. В настоящее время важную роль играет также новое измерение -- глобальный баланс силы власти между потребителями и производителями энергоресурсов, который существенно изменился. Центр тяжести переместился в сторону производителей, что не в последнюю очередь было вызвано широкой дискуссией о конечности сгораемых источников энергии. В особенности это касается нефти и природного газа, счет запасов которых ведется на десятилетия.

-- В последние два года европейские компании-импортеры заговорили о новом явлении -- конкуренции импортеров. Глава E.ON Ruhrgas Буркхард Бергманн усматривает в этом необходимость совершенствования кооперации, например, с российскими партнерами, а также поддержки импортеров со стороны внешнеполитического органа...

-- Это вполне справедливо, г-н Бергманн совершенно прав. Это выражается в высокой цене на нефть, ведь за последние годы цена подскочила почти втрое. А цены на газ, как известно, привязаны к ценам на нефть. Здесь немаловажную роль играет китайский фактор. Почти 40% роста глобального спроса на нефть произошло за счет Китая. Все громче заявляет о себе на мировом рынке энергии новый азиатский импортер -- Индия. Все это происходит на фоне глобальной утраты роли и значения рыночных правил игры в торговле энергоносителями. В этом таится определенная политическая опасность. С конца 1990-х годов мы повсеместно наблюдаем процессы ренационализации в энергетическом секторе. Это в первую очередь относится к России, Латинской Америке, да и к Азии, Китаю, где в первую очередь мы имеем дело с государственными энергопредприятиями. Это привело к тому, что крупные западные энергетические концерны, слывшие еще в недавнем прошлом крупными игроками на рынках энергии, стали все в большей степени терять свой статус. Им становится все сложнее получать самостоятельный доступ к месторождениям нефти и природного газа, запасы которых продолжают истощаться. В то же самое время бизнес-стратегии государственных компаний строятся, скажем так, не всегда на основе производственно-экономической прибыли. Все большую роль играют внешнеполитические соображения.

-- Таким образом, частные компании оказываются в худшей рыночной позиции?

-- Парадоксально, но это так. Мы располагаем опытом в отношении ренационализации в прошлом. Один из главных его выводов: ренационализация не всегда приводит к повышению эффективности. Чаше всего эффективность, напротив, снижается. Частное предприятие функционирует с большей экономической отдачей, т.к. больше ориентируется на прибыль, а не на сиюминутную внутриполитическую расстановку сил. В этом смысле «Газпром» выглядит классическим примером. Сейчас в России идет дискуссия относительно прогнозируемого дефицита энергоресурсов для внутреннего потребления. Вместе с тем, по оценкам независимых российских экспертов, в период с 2003 по 2005 год газовый монополист инвестировал около 14 млрд евро в отрасли, не связанные с развитием газового сектора экономики. Приобретались дочерние фирмы, медиа и т.п. Все это делалось в интересах Кремля, а не экономической выгоды предприятия в узком смысле. На частном энергетическом предприятии нечто подобное было бы попросту невозможно.

Это недальновидный подход. Кремль поступил бы правильно, если бы делал главную ставку на очень тесную технологическую кооперацию и действительно равноправное партнерство между Европой и Россией, а также США и Россией. Происходящее в этом отношении сейчас в средне- и долгосрочной перспективе может негативно сказаться на развитии страны. А это бумерангом ударит и по Европе. Так, если Россия получит возможность прямой продажи газа потребителям в Европе, но не допустит западные компании к своим месторождениям, то в еще большей мере возрастет ее монопольное положение на энергорынке. Для европейских стран это обернется катастрофой, так как снизится конкуренция и, как следствие, упадет эффективность производства и вырастет цена. Но и самой России это принесет больше вреда, чем пользы. Потому что эффективность производства снизится, а уровень коррупции, возможно, станет еще выше. На этот счет у немецкой стороны существуют очень большие сомнения. Конечно, российские коллеги уверяют, что объемы экспортных поставок газа будут неукоснительно соблюдаться в соответствии с договорами. Это нас радует. Но европейцы не могут согласиться с тем, что одновременно с этим в самой России люди будут мерзнуть ввиду недостатка топлива. Ведь потенциально возможности избежать этого существуют. Недовольство может нанести ущерб и внутренней политике президента Путина.

-- И тем не менее многие аналитики считают, что Москва может еще больше усилить свое влияние. Ведь импорт газа в Европу, если Норвегию причислить к европейским странам, на 70% обеспечивается за счет российских объемов и на 25% за счет алжирских. А «Газпром» и Sоnatrach стремятся к все более тесной кооперации. Согласны ли вы, что это дополнительный фактор риска?

-- Должен заметить, что вопросы энергобезопасности и надежности снабжения вплотную занимают Еврокомиссию с 2000 года. Тогда были сделаны выводы о том, что запасы нефти и газа в пределах ЕС подходят к концу и импортировать их предстоит в первую очередь из политически нестабильных регионов. Хотел бы обратить внимание на то, что в значительной степени дискуссия о европейском энергоснабжении не была первоначально связана непосредственно с Россией. Всплеск политических эмоций в ходе российско-украинского газового спора лишь дополнительно привлек внимание к вашей стране.

Даже тот факт, что вопросами снабжения энергоносителями в Германии занимается внешнеполитическое ведомство, свидетельствует о том, что данная дискуссия не всегда касается российского направления. Что касается нефти или, скажем, в будущем каменного угля, то наши внешнеполитические интересы и приоритеты охватывают совсем иные регионы. Китай, например. Внешнеполитическими задачами являются также Иран или кризис в Судане. Мы наблюдаем, что в настоящее время Китай проводит унилатеральную национальную политику в области ресурсов и энергии, что мы также считаем близоруким подходом. Экспансия Китая в другие развивающиеся страны Азии и Африки подрывает политику в области развития, проводимую там Западом. С нашей точки зрения, этим государствам необходима политическая стабилизация с последующей ориентацией на ценности демократии и рыночной экономики. Мы против того, чтобы эти государства погрязли в конфликтах, в основе которых находятся энергоресурсы. Ведь это окажет негативное влияние и на нас. Об этом говорится, в частности, в документах о взаимоотношениях между ЕС и Китаем. Должен заметить, что наш тон в диалоге с этой страной стал существенно более критичным, в частности в отношении соблюдения прав человека. Прежде африканские страны находились в полной зависимости от кредитов МВФ и Всемирного банка. Поэтому в целом ряде требований в отношении демократии, рыночной экономики или прав человека шли на уступки. Теперь, когда в этом регионе мира все больше обосновывается Китай, чаще приходится слышать, что Запад с его ценностями африканцам не нужен, что теперь есть альтернатива и все необходимое они получают от Китая. Но для нас здесь существует риск: если разразится кризис из-за того, что Китай разрушил, скажем, местную текстильную индустрию, то волны африканских беженцев устремятся в сторону Запада. По этой причине нам необходимо строительство долгосрочных энергополитических отношений с Китаем и Индией, энергетический диалог с этими странами. Так что глобальная энергобезопасность будет носить всеобъемлющий характер.

-- В чем же главное содержание, основа единой европейской энергополитики?

-- С точки зрения Евросоюза, и я считаю верным такой подход, должна существовать взаимозависимость. Мы зависимы от российских поставок энергоносителей, а 50% внешнеторговых поставок России приходится на ЕС. Наряду с этим Россия в перспективе до 2030 года обладает огромными инвестиционными потребностями в свой энергетический сектор на уровне 900 млрд долл. Требуется обновление и модернизация энергетической отрасли. Слава богу, финансовая ситуация в России сейчас намного благоприятнее, чем несколько лет назад, и страна располагает частью этой огромной суммы. Иное дело технологии и ноу-хау, которые имеются у Запада и которых нет в России. Здесь ЕС и США смогли бы стать важными энергетическими партнерами России. Это имело бы важный внешнеполитический эффект. И тогда между нами установились бы отношения, действительно достойные понятия «стратегическое энергетическое партнерство». Речь идет о такой взаимозависимости, которую бы принимали обе стороны. В настоящее время у нас сложилось впечатление, что между нами существует ассиметричная взаимозависимость. На российской стороне силовики полагают, что в краткосрочном плане Европа находится в большей зависимости от России, чем наоборот. И что Россия это преимущество, возможно, сможет использовать как инструмент в своей внешней политике. Мы полагаем, что в данном случае отдается дань краткосрочным подходам, которые в конце концов не могут считаться продуктивными. К сожалению, средне- и долгосрочные интересы в российской энергетической политике не определены. Вместе с тем стране потребуются усиленные инвестиции Запада, для чего необходимо открывать рынок. Это же касается и трубопроводов. Взамен «Газпрому» и российским компаниям, которые не будут в такой мере контролироваться государством, все больше будет предоставляться доступ к конечным потребителям в Европе. Таким образом и возникнут взаимные переплетения компаний, основанные на взаимном интересе. В последние месяцы правительство Германии во главе с канцлером Меркель пытается инициировать двусторонний диалог на эту тему с Россией, однако оттуда положительных ответных сигналов пока не поступало.

-- Но ведь сегодня в Европе многие политики призывают отдельные правительства стран ЕС к отказу от самостоятельных выходов на Россию с целью решения своих энергетических проблем. Насколько это сейчас актуально?

-- Это очень актуально. Напомню, что по состоянию на сегодня Европейская комиссия не располагает полномочиями по проведению единой политики стран ЕС в области энергетики. Все важнейшие компетенции в этом отношении находятся на национальном уровне стран -- членов Евросоюза. Однако перед лицом нынешних глобальных вызовов именно в энергетике (фактор власти, конечность ресурсов, угроза для мирового климата и т.п.) национальные правительства часто оказываются бессильными обеспечить для своих стран надежное и безопасное энергоснабжение. Слишком масштабными для национального уровня нередко оказываются такие проблемы, как выбор правильного набора различных источников энергии и диверсификации их поставок. Не забывайте при этом вопросы атомной энергетики: если, скажем, Германия действительно намерена в течение предстоящих 25 лет в основном отказаться от своих АЭС, то за счет чего и как должна быть скомпенсирована эта энергия? Очевидно, в том числе и за счет увеличения импорта природного газа. И тогда импортная зависимость от России станет еще больше. Здесь неизбежно возникает проблема сооружения новых трубопроводов: откуда, куда, на каких условиях?

Сегодня национальные государства сами принимают решения относительно доли того или иного энергоносителя в своем «энергококтейле». Но если, скажем, в Польше на границе с Германией планируется строительство АЭС, то немцы в первую очередь спросят относительно ее стандартов безопасности. Поляки стремятся понять, как повлияет на них строительство «Северного потока». Ни Германия, ни Россия официально не уведомляли заранее своих соседей о готовящемся двустороннем проекте. Произошло то, в чем мы по праву упрекали США за их самостоятельные внешнеполитические решения в обход партнеров по многосторонним организациям. В нашей энергетической политике при канцлере Шредере мы поступили точно так же. Если мы хотим, чтобы нас и нашу критику администрации Джорджа Буша воспринимали всерьез, то и нам самим следует вести себя соответствующим образом, чтобы наша внешняя политика была убедительной. Я думаю, что эта политика будет роковой и для президента Буша, и была бы таковой в случае с Германией, если бы продолжал править канцлер Шредер. Мне думается, президент Путин бесспорно прав, когда говорит, что России необходимы прогнозируемые отношения с импортерами. Ведь России необходима прогнозируемость собственных и иностранных инвестиций, для чего необходимо знать, какая существует импортная потребность на газ и нефть в Европе.

-- Так что же, уровень этой потребности в ресурсах должен теперь будет определять Брюссель?

-- В этом отношении необходим гибкий подход. У нас не должно быть субнациональной энергетической политики. Брюссель не должен решать, какую энергетическую политику проводить тому или иному национальному государству. Это было бы нереалистично. И сами государства не захотят отказаться от собственных решений в деле энергетики. Однако, как это в последнее время все чаще демонстрируется президенту Путину на европейских саммитах с участием России, европейцы все активнее пытаются говорить одним голосом. С другой стороны, Россия и Китай неизбежно отдают себе отчет в том, что до тех пор, пока Евросоюз не стал единым игроком в энергополитике, существенно легче вести двустороннюю игру, сталкивая между собой отдельные европейские страны -- то, что называется «разделяй и властвуй». Это не долгосрочный подход, но данную логику я могу себе представить. Также уверен, что в этом проявление слабости самого Европейского союза. Если на энергорынке мы во взаимоотношениях с Россией будем выступать единым субъектом, то наша позиция -- прежде всего как импортера и потребителя -- станет существенно сильнее. Это важно, потому что, повторюсь, у производителя сегодня больше влияния на ход событий. Поэтому нам, европейцам, необходимо договориться о наиболее существенных принципах энергетической политики. Требуется консенсус относительно того, каким образом нам в этом вопросе теснее кооперироваться и выступать перед партнерами, в частности Россией.

-- Это, вероятно, все-таки дело будущего. А вот не считаете ли вы проект «Северный поток» примером «самостоятельного выхода» Германии на российскую энергетику, от чего громче других предостерегает сегодня федеральное правительство?

-- Для меня этот проект был и остается классическим примером самостоятельного выхода в обход партнеров по ЕС. И сегодня мы пожинаем негативный внешнеполитический эффект такого подхода. Польша блокирует продолжение переговоров с Россией, в Швеции разворачивается дискуссия относительно допустимости такого газопровода с точки зрения политики безопасности. Если бы мы заранее проинформировали обо всем наших польских и шведских партнеров и соседей, то недоверия с их стороны было бы существенно меньше. Это всем нам на будущее урок того, как не следует проводить энергетическую политику.