Заново отстроенный выставочный зал Манеж начал свою деятельность именно той выставкой, открытию которой воспрепятствовал злополучный пожар. За прошедший год столичный мэр предлагал художнику Андрияке несколько помещений для показа работ (вплоть до залов Третьяковки), но тот был непреклонен: Манеж так Манеж. Только на вернисаже начинаешь понимать, что автор руководствовался не амбициями, а здравым смыслом, -- никакое иное пространство не вместило бы то количество произведений самого мэтра, а также педагогов и учащихся возглавляемой им Школы акварели, что выставлено в Манеже. Среди перегородок и выгородок бродишь как в лесу -- да лес и является одной из излюбленных тем хлынувших в Манеж авторов.

Лесной пейзаж, а также постановочный натюрморт, марина (нечто морское), туристическая загранзарисовка, благолепный вид одного из городов Золотого кольца с непременными кремлем и церквами -- вот, собственно, и весь ассортимент самого Андрияки. (Учителя и обучаемые школы демонстрируют большее разнообразие, но, увы, ненамного.) Так что заблудиться, впав в медитативный транс, посреди этакой монотонности несложно. Видимо, оттого повсюду расставлены добавляющие энергетики мониторы, в которых транслируются «методические фильмы», посвященные тому, как рисовать акварелью зимний пейзаж, морской пейзаж, восход солнца или цветы в вазе. Дорогие плазменные экраны, изображение хорошего качества, чистый звук. Похоже на западную выставку видеоарта. Посмотрев сначала на один монитор, потом на второй, потом на смысловой центр всей экспозиции, состоящий сразу из четырех экранов, чувствуешь, что Андрияка вообще очень западный художник.

«Почвенническая» фактура большинства работ -- только прикрытие. Да и то хрупкое. Вот, например, самое запомнившееся произведение -- «Натюрморт с пивом». Нечто в духе гастрономических празднеств позднего, сталинского Петра Кончаловского, но только не с булками и дичью, а с крабами, воблой и... чипсами. А также с мексиканской «Короной» и баварским «Ловенброй». Не столько гедонистическая, сколько циничная, в сущности, вещь -- мол, тончайшей и лиричнейшей акварелью я могу и чипсы изобразить.

Но настоящий цинизм Андрияки не в выборе сюжетов, а в том квазимессианстве, который и демонстрирует его выставка, наполовину состоящая из чужих работ. Задача проекта (по-другому экспозицию с видеоуроками, ларьком по продаже акварельных баночек и стендиком с методпособиями не назовешь) -- показать, что искусству акварели можно научить любого. Если с картиной справиться сложно, то с ее эрзац-заменителем, которым являются листы Андрияки, совладает каждый. И каждый имеет право на 15 минут славы -- буквально по Уорхолу. Все дело в технике.

Техника -- козырная карта Андрияки. Я, как убежденный фрейдомарксист, всегда считал, что произведение искусства в закамуфлированной форме отражает либо общественную борьбу классов, либо внутренние метания самого художника, сводящиеся обычно к сюжету «Я и Оно». Не тут-то было: акварели Андрияки не отражают ничего, кроме желания показать, что и акварелью можно изобразить те сюжеты, которые раньше писались маслом. Это апология того мастерства, адекватно среагировать на которое могут лишь коллеги по цеху (кстати, подозреваю, что им Андрияка кажется слишком мастеровитым -- в смысле ремесленником, а не мастером). Прочим подобные кунстштюки ничего не говорят. Да и не ставят перед собой такой цели.

Столь «дегуманизированное» -- а по сути, бессмысленное -- искусство существовало лишь в текстах советских специалистов по эстетике, обличавших бездуховный Запад. И вот «кризис безобразия» докатился буквально до Красной площади и происходит под покровительством самого мэра. Значит, переворот в умах произошел, и мы теперь в самом деле живем в стиле contemporary art -- без духовных поисков, без ощущения богопризванности творца? Неужели?!

Как я люблю художника Сергея Андрияку! Если бы он еще рисовать умел -- цены бы ему не было.