Экспозиция «Cubisme--Кубизм--Kubismus. Художественное движение в Европе. 1906--1926» подготовлена Третьяковской галереей совместно со Шпренгель-музеем Ганновера, немецкого города, где выставка успешно экспонировалась в мае--июле в рамках Года России в Германии. В жанровом определении это выставка-променад. Променад русских по широкому проспекту европейского искусства. Помимо Третьяковки в подготовке принимали участие крупные музеи старой Европы: Центр Жоржа Помпиду, Национальный музей Пикассо (Париж), музеи Гааги, Базеля, Бонна, Саарбрюккена, Нойса, Санкт-Галлена, Канна. Кураторы -- сотрудники ГТГ Татьяна Губанова, Алла Шилова, Ирина Вакар (лучшие статьи в отлично изданном каталоге), Ирина Лебедева, Татьяна Михиенко. Променад стал возможен благодаря поддержке компаний «Бритиш Американ Тобакко Россия», ЗАО «Северсталь-групп», ОАО «Северсталь». Цель променада -- самоидентификация. Картины -- те же люди. Проспект для них -- галерейный зал. Там совершается свое, невидимое глазу дефиле. Полотна обмениваются приветствиями. Себя кажут. Других глядят. И в зависимости от амбиций и комплексов или смотрят гордо сверху вниз, или виновато спрячутся в тень и юркнут незаметно -- бочком, бочком. А то влюбляются друг в друга и кокетничают, смущенно перемигиваются: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я...»

Несколько лет назад подобный променад для русских картин устроили (в Эрмитаже и ГМИИ) на улице Сезанна. И -- честно говоря -- полноценный диалог тогда не задался. Смутили нашего брата очень. В сравнении с перфекционизмом и респектабельностью французского мэтра наши Ларионовы и Кончаловские смотрелись как советские бухгалтеры, выбравшиеся первый раз за кордон в составе экскурсионной группы, сопровождаемой «искусствоведами в штатском». Кургузыми они были и жалкими. Страдали от комплекса собственной неполноценности. А виноваты в том бестактные кураторы. Надо было расеян уважить. Стопочку налить, обогреть, разговорить. Чтобы те же Ларионов и Кончаловской не пародией на французский лоск представлялись, а собственную историю поведали и честной народ могучей самобытностью бы своей потрясли.

Время пришло. Политкорректность восторжествовала. Нынешняя выставка -- пример удивительно уважительного, бережного отношения хозяев и гостей, аборигенов и иноземцев друг к другу. Кубизм оказался очень компанейским стилем. Конечно, он имеет свою философскую базу: преодоление иллюзионизма «видимой действительности» (Гийом Аполлинер) в стремлении подняться к чистому демиургическому акту, освоить протоструктуры, материальную сущность мира (Давид Бурлюк). Конечно, в его истории есть свои главы, герои, расцветы и закаты. Конечно, французы Глез, Метценже, Ле Фоконье -- строгие теоретики-аналитики, Пикассо -- одержимый экспериментатор, а русские -- любители быстрой езды, авантюристы, скрестившие в своих картинах «коня и трепетную лань»: статичный кубизм и деструктивный, сверхдинамичный итальянский футуризм (Дмитрий Сарабьянов). Только у нас получилась гремучая смесь: кубофутуризм. Чудище «обло и лайяй».

И все же, несмотря на разные характеры собравшихся на выставку «Кубизм» полотен, гравюр, рисунков и скульптур, дружелюбие и мир воцарились сразу. Никто никого не задевает, не высмеивает, не пародирует и не унижает. Много пространства, воздуха, всем уютно и хорошо. Первобытные бабы Пикассо раскачиваются в ритме танца «Обнаженной негритянки» Гончаровой, «Гитара-фуга» Удальцовой тренькает в такт гитаре Жоржа Брака, лошади на холсте Франца Марка мирно пасутся рядом с бронзовым конем Раймона Дюшана-Вийона. Но главной объединяющей темой стала конечно же хрустально-бокальная, винно-водочная, рюмочно-бутылочная. Рюмки Удальцовой чокаются с бокалами Метценже, графины Экстер глядятся в бутылки Маркусси, в стаканы Брака наливается вино из кувшина Лентулова. Русско-французско-немецкий променад по столичным проспектам искусств переходит в стадию всеобщего застолья. Так тому и быть. Ведь что такое, в сущности, кубизм? Мир, увиденный сквозь стекло граненого стакана.

Подпись:

Брендом выставки могут служить натюрморты Жоржа Брака. Они рассыпаны по всему миру. Этот, 1929 года, хранится в Вашингтонской национальной галерее. Найдите, как говорят, десять отличий с теми, что висят в залах ГТГ