В прошлый раз известный артист Владимир Машков стяжал успех в качестве театрального режиссера, поставив в "Табакерке" спектакль-притчу из жизни клоунов "Смертельный номер". На этот раз он "снял" театральную кассу, обратившись к пьесе популярного английского драматурга Рэя Куни Out of order (в русском сценическом прокате и переводе Михаила Мишина "№13"). В театральном смысле этот его номер оказался куда смертельнее предыдущего. По одной единственной причине. Грамотно сделанный коммерческий спектакль идет уже не в Театре-студии Табакова, а на сцене МХАТа, все еще воспринимаемого отдельными прекраснодушными гражданами как цитадель театральной духовности. Причем если в "Смертельном номере" еще были какие-то потуги на экзистенциальную философию, во мхатовском творении секс-символа нашей эпохи жанровая чистота выдержана безупречно.

Пьеса Рэя Куни -- типичная и очень смешная комедия положений: про члена правительства, его секретаршу, их ревнивых супругов, труп, который был найден в гостиничном номере, но потом оказался не трупом, а также про то, что все может закончиться хорошо даже в ситуации, когда для этого нет уже, казалось бы, никаких оснований. Постановка Машкова -- типичный антрепризный продукт, в котором по давней антрепризной традиции очень громко кричат, полагая, что так будет смешнее. Рецензировать этот спектакль как таковой столь же нелепо, как писать аналитическую статью о "Рабыне Изауре". К чести создателей "Номера" можно сказать лишь, что продукт их (особенно на фоне других антрепризных блюд) получился довольно качественным и совершенно соответствующим надписи на упаковке. Машков и занятые в спектакле звезды отдают себе отчет в том, что избранная ими форма сценического существования именуется в театральных кругах "три притопа, два прихлопа", и ни на что другое не претендуют. При этом и Сергей Беляев, и Авангард Леонтьев, и Марьяна Шульц, и в особенности Евгений Миронов (в общем, почти все -- за исключением совсем уж невыразительной Янины Колесниченко в роли секретарши) прекрасно чувствуют жанр и отлично держат темп (а надо сказать, что сюжет в пьесе Куни развивается еще стремительнее и невероятнее, чем в "Соломенной шляпке" Лабиша). Особенным успехом у публики пользуется танец Миронова и Леонтьева с псевдотрупом.

Вопрос, таким образом, заключается не в том, можно ли означенный продукт продавать, а в том, можно ли продавать его со сцены, над которой по-прежнему реет чайка. Ведь если бы Машков хотя бы притворился, что про духовное ставит, так нет же -- надругался над святыней с особым цинизмом. Возразить на это можно лишь то, что МХАТа как оплота русского психологического театра давно уже нет и без Машкова. Во всяком случае не он является его могильщиком. Есть называемое МХАТом большое здание в центре Москвы, в котором неплохо хотя бы иногда видеть аншлаги. Конечно, предпочтительнее, чтобы аншлаги эти делал не Машков со товарищи, а, скажем, Лев Додин или Петр Фоменко. Но им "чужих апогеев" не нужно -- хлопот не оберешься. Так что любителям здания в Камергерском выбирать приходится между прихлопами и притопами и составляющими основу репертуара скучными постановками хрестоматийных произведений, на которые силой загоняют старшеклассников. Стоит ли говорить, что к системе Станиславского они имеют такое же отношение, как школьное сочинение, написанное «с позиций Белинского», к статьям Белинского.

Рассуждения о МХАТе как об оплоте чего бы то ни было вообще представляются сомнительными. Ведь в отличие от Комеди Франсез или Малого театра Художественный был запрограммирован его создателями на постоянное обновление и по определению не мог и не должен был стать оплотом. Движимый идеей обновления, Станиславский за два года до смерти с почти маниакальным упорством осваивал свое недавнее изобретение -- «метод физических действий». Вызванные этой идеей к жизни от МХТ то и дело отпочковывались студии. Если новых театральных концепций или людей, способных продуцировать их в стенах МХАТа, сейчас нет, это очень печально. Но сражаться с этим так же бессмысленно, как со сменой времен года.

Впрочем, можно взглянуть на ситуацию и иначе. То есть увидеть в полуподвальном детище Олега Табакова новую студию возглавляемого им теперь МХАТа (тем паче, что в "Номере" заняты по преимуществу артисты "Табакерки"), а в машковском спектакле совсем не новую, но чрезвычайно актуальную для эпохи кока-колы идею. Создатели Художественного жизнь положили на то, чтобы превратить театр из зрелища в искусство. Машков и подведомственные ему артисты решили, что бог с ним, с искусством, пусть будет хотя бы зрелищем. В финале прославленную сцену закрывает занавес в шотландскую клеточку, точно такую, какая украшает гостиничный номер, где разворачиваются невероятные события комедии. Есть на занавесе и чайка. Она тоже в клеточку. Вряд ли Машков и художник Александр Боровский собирались сделать таким образом какое-то программное заявление. Скорее, просто пошутили. Но шутка их будет неизбежно воспринята как декларация и даст основание ревнителям традиций скорбеть о театральном граде Китеже так, как будто он только что ушел под воду. В этом смысле номер у Владимира Машкова, безусловно, удался.