В английских газетах принято ставить спектаклям оценки -- критик не только описывает представление, выплескивая на газетную полосу свое восхищение или раздражение, но и рисует рядом с текстом звездочки. Одну-две-три-четыре, а лучше всего, как известно, пять. Обозреватели серьезных и размеренных газет (The Times, Financial Times, Guardian) к Михайловскому балету добры: «Жизель» даже получила у Financial Times пятерку (что редкость). Дружно хвалят кордебалет. (Что на самом деле великое достижение, солисты могут появиться и исчезнуть, «тело балета» -- в буквальном переводе с французского -- решает все.) Говорят щедрые слова об оркестре, ведомом Павлом Бубельниковым. (Это тоже значит, что количество работы перешло в качество: каждый, кто хоть раз выбирался в балетный театр, знает, что музыке в нем часто отводится последняя роль, оркестр должен не мешать актерам, в Михайловском же он им помогает и остается творцом музыки, а не бедным аккомпаниатором.) Слегка удивляются хеппи-энду, но выдают спектаклю титул «танцевальная поэма». Почти все хвалят Екатерину Борченко, Одетту-Одиллию первого вечера («несомненная звезда»), и неласковы к ее партнеру Марату Шемиунову. Telegraph же, поставив «Лебединому озеру» четыре звезды, не забывает и о светской хронике рядом с постановкой: Лондон и мир оповещены о том, что спектакль Михаила Мессерера посетили Элизабет Херли и Хью Грант. И только пылкая дама из Evening Standard влепила «Лебединому» двойку -- ей показалось, что лебедь и принц были равнодушны друг к другу.

Что ж, с похвалами и с претензиями, с Хью Грантом и выданным директору театра Владимиру Кехману титулом «одного из богатейших людей России» (это Telegraph), с ежедневной работой и ежевечерними овациями -- первая неделя гастролей Михайловского завершена. Полпути пройдено, впереди еще столько же. Что за эту неделю можно было увидеть?

Что «Лебединое», выпущенное в прошлом сентябре, одновременно хранит жесткую форму и дышит свободно; птичьи ряды вздрагивают и перестраиваются так естественно, будто никакой другой шаг в принципе под эту музыку невозможен. Что Ирина Перрен в «Жизели» по-прежнему поражает и публику, и критику («Выдающееся достижение» -- Financial Times). Что приведшим на утренннего «Чиполлино» детей англичанам в голову не пришло как-то соотносить балет с жизненными реалиями и задумываться над тем, прав ли бездомный кум Тыква, пытаясь выстроить хибару на чужой земле, -- они сочувствовали «хорошим» и смеялись над «плохими». Реакции публики вообще, надо сказать, более детские, чем привычные в Москве и Петербурге. Так, вышедшему на поклоны после «Лебединого» Злому гению досталось какое-то гулкое бормотание зала. Исполнявший эту роль Владимир Цал, кажется, даже слегка растерялся, но публика урчала не по его поводу (станцована и сыграна партия была отменно), а по поводу нехорошего персонажа.

Михайловский балет смотрят лондонцы, а не русская диаспора и не туристы. То есть наши соотечественники тоже в толпе встречаются (третий звонок с антракта, в фойе мелкая девочка торопливо доедает мороженое; ее мама значительно и с чувством: «Не спеши, это наша ложа, нам откроют, когда мы захотим»). Но классический показатель качества аудитории срабатывает безотказно: никаких предупреждений о необходимости выключения телефонов нет, и ни разу ни один мобильник не звякнул. (Для сравнения: в переполненном туристами как бы шекспировском «Глобусе», куда занесло вашего обозревателя из этнографических соображений, за три часа -- шесть звонков, и какой-то латинский бизнесмен попытался даже что-то продать-купить по телефону прямо во время одного из монологов Фальстафа.)

Самым большим испытанием для этой публики -- добродушной, но консервативной -- должен был стать балет Славы Самодурова «Минорные сонаты», самая свежая премьера театра, привезенная в Лондон. Три балерины и три танцовщика в маленьком спектакле на музыку Скарлатти вели осторожные диалоги, окрашенные не в русские и не в английские, а в голландские какие-то цвета. Самодуров учился в Питере и танцевал в Мариинке, затем проработал несколько лет в Английском королевском балете, но между этими театрами был кусок жизни и работы в Нидерландах, и именно он, кажется, более всего повлиял на начинающего карьеру хореографа артиста. Эта абсолютная отстраненность людей, закрытость, то почти облегчение, с которым разрывает контакт пара, -- одному проще; запрет на любые сильные эмоции; лишь когда способность сдерживать себя иссякает, человек опускается на землю без сил -- не кричащий обморок, просто передышка. Рисунок балета сложен, но лишен всякой вычурности -- и красоту его оценит тот, кто любит непростые книжки и невозможные у нас в отечестве архитектурные решения. «Минорные сонаты» получили свои аплодисменты, но что скажет критика, узнаем завтра-послезавтра. Тут любят писать про «химию» между персонажами, прочувствуют ли, какие редкие элементы работают здесь -- увидим.

Вторая неделя гастролей начинается сегодня с «Лауренсии». Теперь Михайловский театр будет бороться за публику еще и с Большим -- в английскую столицу прибыл главный театр России, гастроли начинаются «Спартаком». Средневековая Испания против Древнего Рима, Вахтанг Чабукиани в переложении Михаила Мессерера против Юрия Григоровича. Сражение предстоит захватывающее.