Искусство художника Маркуса Яковлевича Ротковича принято соотносить с истерической полемикой о сути абстрактного экспрессионизма и роли американских спецслужб в раскрутке якобы бессмысленной пачкотни в качестве великого бренда великой страны -- Соединенных Штатов Америки.

Уроженец Российской империи, еврей из города Двинск Витебской губернии, эмигрировавший с семьей в 1913 году в Америку Маркус Роткович всемирно известен под именем Марк Ротко. Достаточно глаза имеющему прийти на его первую в Москве персональную выставку в центр «Гараж», чтобы понять: вся эта непрекращающаяся уже полвека шумиха по поводу «голых королей» абстрактного экспрессионизма яйца выеденного не стоит. Налицо гениальная живопись, общение с которой сродни эмоциям, которые испытывал герой Марселя Пруста, созерцая крошечное желтое пятнышко на картине Вермеера Дельфтского. Этот фрагмент из «Поисков утраченного времени» настолько изумительно резонирует с особенностью восприятия мира живописи Ротко, что позволю себе процитировать его. Это впечатление именитого писателя Бергота, рассматривающего «Вид Дельфта» Вермеера: «Наконец он подошел к Вермееру, который вспоминался ему как самое поразительное, самое непохожее на все, что он знал, и в котором благодаря статье критика он впервые заметил маленькие фигурки в синем, и то, что фон был розовым, и наконец, драгоценную субстанцию крошечного пятна желтой стены (petit pan de mur jaune). Его головокружение усилилось: подобно ребенку, стремящемуся поймать желтую бабочку, он устремил свой взгляд на драгоценное пятнышко стены. "Вот как я должен был писать", -- сказал он».

Бормоча «пятнышко желтой стены», писатель Бергот потерял сознание, скатился на пол и умер. А всамделишние, не вымышленные критики дотошно искали (и ищут) это пятнышко в городском пейзаже Вермеера, да так и не нашли (не находят) его. Такое катастрофическое напряжение субстанции цвета при невозможности идентифицировать, локализовать границы цветового места оказывается ключом интерпретации живописи не только Вермеера, но и Ротко.

На выставку привезли работы «классического» периода, с самого конца 40-х по самый конец 60-х (художника не стало в 1970 году). В отличие от ранних экспрессионистских и сюрреалистических (биоморфных) работ (их россияне могли видеть на эрмитажной выставке конца 2003 -- начала 2004 года из собрания Вашингтонской национальной галереи) картины «классические», беспредметные «мультиформы» -- это несколько цветовых плоскостей, выстроенных по горизонтали и вертикали. Ничего боле. В пределах одного цвета совершаются феноменальные тональные переходы; полосы, разделяющие плоскости, подвижны, затекают за края, структура будто вибрирует, дышит, и восприятие пульсирует в амплитудах жутко протяженных, от медитации до транса, даже обморока. В немалой степени вот эта обморочность объясняется тем, что ни один цвет не закреплен в своих границах, память черного может поглотить будто бы несуществующий зеленый, а розовый осязается кристаллом изумрудного. Вот этот процесс отделения цвета благодаря гениальной колористике в случае с Вермеером был описан Прустом. Замечательный комментарий прустовской истории дал в своей книге «О близком» (очерки немиметического зрения) Михаил Ямпольский: «Значение отделившегося цвета не может быть понято, он не может принадлежать никакому репрезентативному пространству. Это чистое становление видения, которое не может быть локализовано ни в какой идеальной точке. Это гуссерлевское 'гиле'... Оно всегда вне фокуса. Всматривание в такое цветовое пятно -- это всегда безнадежная попытка аккомодации. Аккомодация недостижима тут потому, что пятно это постоянно переходит, перелетает из одного пространства в другое, от восприятия к памяти и наоборот».

В нашем случае с Ротко происходит и удивительное движение пространственных слоев картины. Из бездонной глубины пространство будто бы движется к поверхности холста, обозначается в границах цветовых плоскостей и проецируется далее в зрачок зрителя. Картины смотрят на нас.

Было бы, конечно, замечательно, чтобы 12 полотен (среди которых эскиз для великого завещания мастера, часовни университета Св. Фомы -- капеллы Ротко -- в Хьюстоне) и один шедевр на бумаге экспонировались тоже шедеврально. Не случилось. Белые стены и лампы, свет которых то и дело слепит в глаза, глушат цветовую полифонию живописи, создают эффект накинутой на картины пелены. Культуре экспозиции точно надобно учиться.

В чьей собственности представленные работы? За сумму более чем 300 млн долл. они были выкуплены в прошлом году у нью-йоркского финансиста Эзры Меркина. Кем? Возможно, посетивший вернисаж владелец «Гаража» Роман Абрамович знает ответ...