Гиллиам Т. Интервью: беседы с И. Кристи. -- СПб: «Азбука-классика», 2010. Колючую проволоку, окаймлявшую по периметру калифорнийский парк Диснейленд, Терри Гиллиам заметил однажды в 50-х, когда его и еще нескольких журналистов с длинными волосами остановила на входе охрана. Вскоре после этого американский художник, мультипликатор и будущий режиссер перебрался в Британию, откуда снимал кино, клеймил правящие США режимы и боролся против голливудских порядков. Полной творческой свободы Гиллиам, однако, добился лишь в последнем своем фильме, ближе к 70-летию. К выходу «Воображариума доктора Парнаса» на российские экраны издательство «Азбука» выпустило книгу интервью режиссера.

Его собеседник -- английский журналист и телеведущий Иэн Кристи, совместно с которым режиссер выпустил к 100-летию кино цикл передач «Последняя машина». В разговоре о творчестве Гиллиама Кристи предельно корректен, не задает провокационных вопросов, не лебезит и не лезет в личную жизнь. Он лишь уточняет и направляет беседу, позволяя визави распоряжаться своей биографией, как тому вздумается.

В жизнеописании Терри Гиллиама больше событий, чем размышлений. Гиллиам отнюдь не теоретик. «Слишком сложный вопрос. Не люблю думать», -- ворчливо обрывает он реплику российского критика о «Морфологии сказки» Проппа в связи с «Братьями Гримм». Рассуждения Эйзенштейна о партитуре и композиции Гиллиам называет дурацкими (одно из немногих мест, где Кристи берется с ним спорить), зато их автор режиссеру весьма симпатичен. Во-первых, он гений, во-вторых, его прическа напоминает о персонаже коллеги Линча из фильма про голову-ластик.

Гиллиам увлеченно рассказывает о декорациях, монтаже и работе с актерами (кража недостающего реквизита с чужой площадки; Роберт Де Ниро, изводивший группу фильма «Бразилия» борьбой за удачный кадр, в котором не было ничего, кроме его ботинок). Однако главные герои его биографии -- другие обязательные составляющие съемочного процесса. Время и деньги.

О плачевных отношениях Гиллиама с тем и другим ходят легенды: он заработал репутацию человека, не укладывающегося в любые бюджеты и сроки. В разговорах с Кристи Гиллиам настаивает, что систематически становился жертвой глупости, недоверия и бюрократизации студийной системы. Если б они не мешали, мы бы сэкономили очередной миллион -- этот рефрен сопровождает рассказ о каждых следующих съемках. С калькулятором в руках Гиллиам борется с образом «неукротимого режиссера», навязанным ему перепуганным Голливудом. Бухгалтерию Гиллиама проверить сложно. Тем более что на стороне студий внушительная статистика происшествий.

Гиллиам сам себя называет кинематографическим Иовом. О его злоключениях снимаются документальные фильмы и пишутся книги. Его первое же ТВ-шоу отменили по случаю забастовки инженеров. Сценарии арестовывались за долги. Декорации смывало наводнениями, исполнители ломали ноги, костюмы терялись (на этот раз бастовали таможенники). Прокат фильмов совпадал с популярными бейсбольными чемпионатами и сексуальными скандалами в американском суде. Съемки батальных сцен срывала эпидемия лошадиного мора. Мошенник-продюсер выкрадывал отснятый негатив и шантажировал студию, приставив к бобине с пленкой заряженный пистолет.

Единодушие, с которым силы природы и прочие человеческие факторы всегда ополчались на Гиллиама, заставляет задуматься, а не являлась ли борьба с ними необходимым условием его работы. После «Бразилии» (тщетные поиски нужного интерьера, перерасход и арест картины студией «Юниверсал») режиссер сформулировал концепцию отношений с действительностью. Реальность, говорит Гиллиам, корректирует мои замыслы и спасает фантазии от заложенной в них банальности. Вынужденно урезая бюджет «Бразилии» за счет снов главного героя, приходилось все больше наполнять ирреальным его явь.

Интервью, вошедшие в книгу, записывались до 1999 года. На «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе» («К фасаду середины девятнадцатого века присобачивают византийский купол и потом открывают в этом здании полинезийский ресторан» -- архитектурный морок ЛВ не отличить от сегодняшней Москвы) разговор Гиллиама с Кристи обрывается. В качестве бонуса составители добавили к тексту пару отечественных интервью о «Братьях Гримм» и каннскую пресс-конференцию о «Воображариуме».

Полноценной беседы о последнем фильме в книге не найти, но посмотревшему картину зрителю и без пояснения понятно: на этот раз, к сожалению, у Гиллиама все получилось. Та самая враждебная реальность, что была полноправным соавтором и строгим редактором, кажется, вовсе перестала вмешиваться в происходящее.

Средства на картину собирали всем миром, управляла финансовыми делами дочка -- Эми Гиллиам. По меркам Гиллиама съемки прошли без сучка без задоринки; смерть исполнителя одной из главных ролей -- обстоятельство, незначительно повлиявшее на результат. Реальность обыграли при помощи зеленого экрана и компьютерной графики.

После просмотра «Воображариума» кажется, будто волшебство фильмов Гиллиама заключалось именно в зазоре между замыслом и его воплощением. Обстоятельства очеловечивали идеи режиссера. По-стариковски неопрятный «Воображариум» зарос ничем не ограниченными фантазиями и потерялся в них. Искомая творческая свобода обернулась заброшенностью. В финале книги звучит обещание возобновить съемки однажды потерянного «Дон Кихота». Будем надеяться, что на этот раз природа, люди и обстоятельства не оставят съемки в покое. Гиллиам слишком политический режиссер, чтобы без следа раствориться в содержимом собственной головы.