Джон Тавенер. Кающийся разбойник (RCA Red Seal). Английского композитора Джона Тавенера, чью музыку не так давно играли в Консерватории Теодор Курентзис и Юрий Башмет, часто называют «православным минималистом», а самым известным его сочинением считается The Protecting Veil («Покров Пресвятой Богородицы») для виолончели и струнных. Зная это, нетрудно сказать о Тавенере несколько слов -- и на самом деле не сказать о нем ничего. Действительно, премьера «Покрова» 20 лет назад имела огромный успех -- почти как Третья симфония Гурецкого, прогремевшая четырьмя годами позже: в те годы эта убаюкивающая музыка пришлась ко двору настолько, что затмила и предыдущие, и последующие достижения композиторов. Сегодня ясно, что это едва ли лучшие их произведения, и скучноватый «Покров» имеет шанс отбить у слушателя охоту к Тавенеру навсегда. Тем ценнее переиздание единственной записи «Кающегося разбойника», вышедшей в 1991 году на маленькой фирме.

Приверженность Тавенера православию нашла отражение и в «Разбойнике», хотя минимализм тут ни при чем, -- музыка абсолютно самобытна, разве что ее танцевальный и даже буйный характер отдаленно напоминает «Свадебку» Стравинского. Сюжет сочинения, правда, отнюдь не праздничный -- речь об одном из разбойников, распятых вместе с Иисусом, пообещавшим грешнику: «Ныне же будешь со мною в раю». Пять нечетных частей сочинения -- пять символизирующих небесную стихию «рефренов»; с двумя четными «жалобами» их объединяет медитативный характер и горестный настрой. Тем более неожиданно и даже потрясающе звучит трижды повторяющийся танец: Тавенер изображает кающегося разбойника как юродивого, исступленно танцующего в ожидании спасения, -- вновь вспоминается Стравинский, у которого в «Весне священной» жертва должна была «затанцевать себя до смерти».

Голосом разбойника у Тавенера говорит кларнет (чудесное соло Эндрю Марринера). Не зная программы этого сочинения, угадать ее невозможно, слишком уж весело, хотя и отчаянно, «танцует» кларнет; лишь в финале возникает краткий, но выразительный намек на тему смерти, когда виолончели играют вдруг нечто вроде цитаты из брукнеровского адажио памяти Вагнера. На одном диске с «Разбойником» представлены три вокальных цикла и «Мелина» для сопрано соло в исполнении великолепной Патрисии Розарио. «Ребенок, танцующий на ветру» завораживает волшебным звучанием ансамбля сопрано, флейты, альта и арфы; «Жалоба, молитва и вознесение» для сопрано и колокольчиков -- третьей частью, где после латыни и древнеирландского с изумлением слышишь «величаем тя»; еще один цикл из четырех миниатюр -- набор чудесных колыбельных.

Бенджамин Бриттен. Сочинения для гобоя (Caro mitis). Хотя Бриттен крупнейший британский композитор ХХ века, его сочинения исполняются у нас редко, да и то обычно камерные: время от времени звучат лишь «Темпоральные вариации» для гобоя с фортепиано и Виолончельная соната. Между тем Бриттену принадлежит целый ряд первоклассных произведений самых разных жанров; то, что их нечасто играют, легко объясняется исключительной самобытностью бриттеновского таланта. Одним из ее доказательств дирижер Геннадий Рождественский, много работавший над опусами Бриттена, считает «отсутствие у него последователей». «Сегодня в мире очень много маленьких Шенбергов, маленьких Бергов, маленьких Лютославских, -- продолжает Геннадий Николаевич, -- но маленьких Бриттенов... нет и не может быть». Действительно, подражателя Шостаковича или Прокофьева представить себе легко, тогда как вообразить эпигона Бриттена попросту невозможно. Так же непросто рассказать и про собрание гобойных сочинений Бриттена, занимающее всего три четверти часа.

Среди четырех номеров, звучащих здесь в великолепном исполнении Алексея Уткина и ансамбля «Эрмитаж», у одних только «Темпоральных вариаций» есть более или менее выраженный сюжет. Сочинение записано в обработке для гобоя и струнных -- редкий, хотя и типичный для Уткина случай, когда переложение не уступает оригиналу (осенью в Доме музыки Уткин представил еще одну версию своей обработки, где вместо контрабаса на удивление уместно зазвучала бас-гитара). Уже со второй вариации чувствуется, что это не просто девять миниатюр, что разговор идет о жизни и смерти: не случайно центральная и наиболее драматичная вариация носит название «Проклятие». Затем следует «Хорал» -- вроде бы просветление, но и смерть где-то рядом. И совсем уж неожиданны последующие «Вальс» и «Полька» -- то ли гибельный восторг, юмор висельника, то ли намеренный обман ожиданий слушателя. В общем, композиция «Вариаций» предлагает целый ряд головоломок на тему «что имел в виду автор».

Иная ситуация с «Метаморфозами по Овидию» для гобоя соло и с Фантазией для гобоя и струнных: эта завораживающая музыка пришла как будто ниоткуда, словно ее автор -- единственный на свете композитор вне контекста, без предшественников и тем более без последователей, сочиняющий только так, как бог на душу положит.