«Анну Каренину» Сергей Соловьев снимал десять лет... Так он говорит. Понятно, что это важное произведение, но интересно, чем именно оно важно. Замысла с соединением в диптих с «Ассой 2» поначалу не существовало: роль Анны должна была играть Ирина Метлицкая, а она к «Ассе» никакого отношения не имеет. Потом, когда стало ясно, что сниматься будет Татьяна Друбич, видимо, что-то изменилось... В общем интересно, зачем Соловьеву Каренина? Что он в ней увидел такого, чтобы в течение десяти лет лезть на рожон нашего кинопроизводства и снимать сложное костюмное кино?

Ясно, как мне кажется, что сюжет, история, рассказанная в романе Толстого, Соловьева не слишком волнует... Он вообще не любит внятных историй, в его лучших фильмах есть что угодно -- настроение, интонация, образ, атмосфера, но никакой связности повествования. Сам он о своем замысле говорит немного. То скажет, что не хотел ничего комментировать и осовременивать, а просто следовал за Толстым. То признается, что снимал не про измену, а про любовь, про ее трагизм, разрушивший жизнь благополучной женщины. Соловьев говорит хорошо, убедительно, умно, но все-таки по существу ничего не объясняет.

Фильм начинается сценой со Стивой Облонским (Александр Абдулов): крупный план, герой проснулся с похмелья, рот его закрыт, но мы слышим внутренний монолог, потом голос Сергея Гармаша за кадром объясняет, что именно произошло. Появляется титр с известной фразой про счастливые и несчастливые семьи.

Приемов так много и они настолько очевидно не из арсенала современного кино, что начинаешь ждать сознательной с ними игры. Ничего подобного, перемежаясь заставками, сменяют друг друга короткие сцены хрестоматийного сюжета. При этом сохраняется пренебрежение реальным временем, свойственное старому кино, когда герой начинает говорить фразу в одних обстоятельствах (например, сидя за завтраком), а заканчивает ее в совершено другой декорации (с намыленными для бритья щеками), так, будто все действия, что произошли между этими двумя моментами, просто испарились.

В общем, долго и, сразу признаюсь, напрасно ждешь от фильма какого-то особого формального решения. Потом понимаешь, что надо просто перелистывать страницы «визуализированного», по словам Соловьева, романа. Вот появляется Анна -- она прекрасна, молода, поэтична. Вот и Вронский (Ярослав Бойко) -- упитанный, гладкий и неинтересный. Вот Левин -- Сергей Гармаш с бородой и нарочито «чистым» взглядом, с чуть медвежьей грацией и портретным сходством с молодым Толстым. И наконец -- Каренин. Эта роль недавно ушедшего из жизни Олега Янковского наверняка теперь будет признана одной из лучших -- и в фильме, и в творчестве актера. На мой взгляд, ему единственному из всех участников удалось пронести через фильм последовательность переживания, создать характер и дать объяснение поведению своего героя. В нем мало от государственного мужа, убрана вся религиозная составляющая его поведения, нет его верной советчицы и поклонницы графини Лидии, нет даже любви к порядку, к приличию... Зато он влюблен. И пока наслаждается женой, сыном -- покоен, игрив, кокетлив даже. Когда замечает первые признаки измены -- встревожен. Убедившись в измене -- уязвлен, чувствует себя оскорбленным и одновременно беспомощным... Он легко плачет. У него нет никаких шансов. Он пытается использовать любые средства, чтобы удержать жену -- такую нежную, такую красивую... Несмотря на слезы, на явное отчаяние, он вызывает уважение тем, что пытается сохранять достоинство. В общем -- порядочный и честный человек, нежный и любящий муж, хороший отец, и совершенно не понятно, чего еще этой Анне надо. Ну да, такое бывает -- любовь нечаянно нагрянет...

Роль Каренина и действительно была бы очень удачной, если бы в фильме она занимала полноценное и связанное со всем происходящим место... Но проблема в том, что играет Янковский сам с собой, без партнеров. И дело не в том, что Татьяна Друбич не великая актриса -- она в определенном смысле и вообще не актриса, но не в этом суть. Друбич замечательна в статике, она одарена невероятно выразительной внешностью, которая и без всяких дополнительных усилий с ее стороны способна погрузить зрителя в мир несказанных страстей. Это женщина-загадка, в ее молчаливой таинственности можно почувствовать бездну, если бы она оставалась незнакомкой: всегда без спутников, одна, дыша мехами и туманами... Но в роли Анны ей приходится быть не только манящей целью, но и действующим лицом. А эмоции, тем более открытые и демонстративные, даются Друбич существенно хуже и даже искажают ее прекрасное лицо. Но главное, Анна -- хорошенькая и добродетельная замужняя женщина в начале фильма и сходящая с ума истеричка в его продолжении не объединены в один характер. В сущности, роль Анны не придумана, она распадается на множество коротеньких отрезков, из которых одни удачны, другие -- нет, но единого образа не рождается. Нет в фильме героини Анны Карениной, есть лишь функция и очень красивая модель, ее обозначающая.

Но примерно то же самое -- за исключением обворожительной внешности и манкости -- можно сказать и про остальных персонажей. Тех же Левина, Стиву, Вронского -- они слегка обозначены, как персонажи в живых картинах, мифологии которых достаточно, чтобы сделать выводы про то, какое именно место они занимают в общем раскладе и какую функцию обязаны собой обозначить. Любви -- страстной, плотской, чувственной, зримой -- в фильме нет совсем. Есть нежность Каренина и намек на похотливость Стивы. Отношения Вронского и Анны ничем, кроме внезапной вспышки садомазохизма, объяснить невозможно.

Картины же предлагаются действительно красивые -- и костюмы, и декорации, и детали интерьеров, среди которых много подлинников, все это, правда, очень эстетично, художественно и приятно глазу. Однако сцен этих много, они монотонны, скоро становится скучно. Фильм лишен динамики, зато в нем полно истерик, раздражительности и суеты.

Лишив прозу Толстого свойственной ей многомерности и психологической плотности, Соловьев сочиняет своего рода экспрессионистическую драму, в которой много треску и мало чувства. Эмоциональная холодность декадентства соединяется в фильме с неожиданной нравоучительностью рассказов для детей, в которых события лишь иллюстрируют мораль.

Измена супружескому долгу не приносит счастья. Преступление само по себе становится наказанием. Вот только остается непонятно, что именно привлекало в этой вполне заурядной истории столько поколений читателей. И почему Анну Каренину считают одним из самых ярких и загадочных женских образов русской литературы.

Попытки обрядить русскую классическую прозу XIX века с ее реализмом и психологическими мотивировками в эфемерную и эффектную одежду декаданса предпринимаются не впервые. Другое дело, что модерн -- при иссякающей силе чувств -- обладал еще довольно прихотливым и сложным содержанием, был, скажем так, интеллектуально замысловат. Современные же его интерпретации, как правило, сохраняя внешнюю причудливость, упрощают содержание до примитивных и одномерных поступков. Мыльная опера, упакованная в изысканные декорации, -- это, конечно, симптом времени, изо всех сил стремящегося к постоянному упрощению всех отношений. И бутафорская рука, лежащая на носилках рядом с изуродованным телом Анны в финале, -- привет от постмодернизма -- кажется, чуть ли не единственной по-настоящему современной находкой Соловьева. За этой неожиданной подробностью чувствуется лукавая усмешка режиссера, когда-то снявшего просто «Ассу» и угадавшего дух времени...