В четверг силовики провели спецоперацию в поселке Ленинкент в черте Махачкалы. Среди убитых боевиков был опознан Омар Шейхулаев, один из самых именитых полевых командиров Дагестана. Хотя на смену убитым полевым командирам немедленно приходят новые, менее известные, уничтожение фигуры такого масштаба -- это все равно победа. Когда милицейские машины разъезжались из Ленинкента, на пути их следования сработало взрывное устройство. Пострадавших нет, зато есть предположение, что боевики не хотели отдавать своим противникам даже тело своего амира.

«Кто разжигает гражданскую войну в Дагестане?» -- этот вопрос был вынесен в заголовок пресс-конференции московских и дагестанских правозащитников, которая совпала по времени с операцией в Ленинкенте. Ответа правозащитники так и не дали, но много раз подчеркнули, что к нарастанию насилия в этой северокавказской республике приводит террор силовых структур по отношению к населению. В частности, по отношению к мусульманам, не придерживающимся традиционных для Дагестана форм ислама.

Правозащитники убеждены, что милиция и спецслужбы склонны выбивать необходимые показания из задержанных, которых для простоты обращения лишают любой возможности обратиться за помощью к адвокату или к родственникам. Для этого их иногда увозят даже в сопредельные регионы, например в Чечню. После жесточайшего обращения при задержании или перед лицом неизбежного тяжкого приговора те из них, кто остается в живых и оказывается на свободе, образуют, как выразился член совета правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов, «мобилизационный ресурс подполья».

«В данном случае мы становимся большими государственниками, чем милиционеры и те, кто пытается скрыть факты пыток», -- сказал г-н Черкасов и пояснил, что только строгое следование процессуальным нормам, единым для всех независимо от происхождения, религии и даже тяжести содеянного, может реально способствовать сохранению стабильности на Кавказе.

«Бороться с терроризмом необходимо, -- признала председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. -- Но эта борьба может привести к противоположному результату просто в силу представлений тех, кто ее ведет, о том, как устроен этот мир». По ее словам, каждая фаза бессудного задержания сопровождается коммерческими предложениями, которые получают родственники задержанного: в лучшем случае можно выкупить человека или копии процессуальных документов, которые указывают на его местонахождение, в худшем -- тело, сведения о месте захоронения или даже просто фотографию исчезнувшего.

Правозащитники сравнили ситуацию в Дагестане с положением в Ингушетии, которое, по их оценке, стало меняться к лучшему с приходом к власти нового президента Юнус-Бека Евкурова и назначением нового министра внутренних дел Руслана Мейриева. Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, которая, несмотря на преклонный возраст, не побоялась несколько раз посетить Ингушетию, считает, что позитивный эффект достигается, когда власть решается перейти от насилия к диалогу с обществом: «Когда в Ингушетии прекратились постоянные спецоперации, люди, считающие себя оппозицией, сами побежали по селам уговаривать людей: они прекратили, теперь должны прекратить и мы».

К слову, Людмила Алексеева рассказала об эпизоде, ярко иллюстрирующем взаимодействие различных правоохранительных структур на Северном Кавказе: «В Ингушетии многие склонны обвинять во всех нарушениях ФСБ, которая и проводит большую часть спецмероприятий, -- в этом мы имели случай убедиться, мы видели операцию, которую проводила именно ФСБ с приданным ей мобильным отрядом. Но был и другой случай, когда президенту Евкурову сообщили о спецоперации ФСБ, он выехал на место, и довольно быстро выяснилось, что за сотрудников ФСБ себя выдали местные милиционеры, которые надели маски и просто приехали грабить. Грабежом же сопровождается практически любая операция».

Все правозащитники из Москвы корректно дистанцировались от вопроса, надо ли менять президента и милицейского министра и в Дагестане, как это произошло в Ингушетии. Один только исполнительный директор общероссийского движения «За права человека» Лев Пономарев сказал, что глава МВД Дагестана Адильгирей Магомедтагиров после нескольких покушений на него и членов его семьи уже не может быть министром, потому что ведет с боевиками свою личную войну.

Между тем смена министра внутренних дел уже несколько месяцев и даже лет активно обсуждается в Дагестане. А президенту Дагестана Муху Алиеву остался год до истечения полномочий: в конце января Народное собрание продлило конституционные сроки для себя и президента с четырех до пяти лет, но это нововведение не касается действующего главы региона и парламентариев. Приближение очередного пика политической конкуренции уже чувствуется, и любые высказывания о республике и ее руководстве теперь будут, безусловно, трактоваться именно с точки зрения борьбы за власть.

Московские правозащитники не стали вдаваться в нюансы региональной политики, зато высказались в поддержку общественной организации «Матери Дагестана за права человека». Организация была учреждена в октябре 2007 года и сконцентрировала свои усилия как раз на поиски пропавших. Сын руководителя объединения Светланы Исаевой, Иса Исаев, 1982 года рождения, вышел из квартиры в Махачкале 26 апреля 2007 года, когда оперативники МВД Дагестана штурмовали брошенную квартиру в соседнем доме. Светлана Исаева утверждает, что до этого милиционеры из так называемого 6-го отдела (борьба с организованной преступностью и терроризмом) долгое время предлагали Исе внедриться в банду боевиков. Затем он бесследно исчез, и спустя три или четыре месяца сотрудники МВД Дагестана сообщили матери, что Исы нет ни в одном из следственных изоляторов Дагестана и даже Чечни. «Мы посылали своих людей в лес (к боевикам), но его нет и там, не ищите, -- цитирует своих милицейских собеседников г-жа Исаева. -- А какого лешего ему делать в лесу, если он с детства видит плохо?»

По подсчетам «Матерей Дагестана», с 1999 года в республике с населением около 2,5 млн жителей было похищено 75 человек, в том числе в 2008 году 12 человек. Для сравнения: в Ингушетии с пятикратно меньшим населением с 2002 по 2008-й исчезло около 170 человек. В списках ваххабитов, которые составлены в МВД Дагестана, значатся 1370 человек. Сами «Матери» не скрывают, что многие из исчезнувших были верующими, которые не признавали официальный муфтият и традиционных суфийских шейхов. С их точки зрения, именно преследование со стороны милиции дает так называемым салафитам, как сами себя называют приверженцы этого исламского течения, право на вооруженное сопротивление.

«Нужно учитывать еще один момент (традиционный для Дагестана. -- Ред.) -- суфизм предполагает наличие у каждого верующего своего наставника, учителя, предводителя, шейха, чьими мюридами должны стать верующие. Такими мюридами является большое количество лиц из правоохранительных органов, вплоть до высших руководителей МВД, прокуратуры, судов и т.д. Поэтому эти лица, действующие от имени государства и призванные защищать интересы всего общества, на деле служат интересам своего религиозного течения», -- говорится также в докладе Светланы Исаевой.

11 января 2009 года в Кизилюрте была задержана родная сестра одной из соучредительниц «Матерей Дагестана», вдова боевика Расула Макашарипова Динара Бутдаева. Правозащитники убеждены, что обнаруженный при ней арсенал был подброшен ей уже в милиции, и требуют восстановления справедливости. Характерно, что брат Динары, Вадим Бутдаев, был убит осенью прошлого года во время спецоперации в Махачкале, а сама Динара, по мнению силовиков, могла заниматься вербовкой смертниц.

Правозащитники уверены, что все это не лишает никого из обвиняемых, разыскиваемых и задержанных никаких процессуальных прав: «В конце концов если я здесь назову себя людоедом, это еще не даст никому оснований посадить меня по обвинению в каннибализме», -- попыталась пошутить Светлана Ганнушкина. А член Общественной палаты Николай Сванидзе, сохранявший в течение всей пресс-конференции изумленное выражение лица, пообещал в марте поехать в Дагестан и хотя бы попытаться на месте разобраться во всех хитросплетениях жизни самой южной российской республики.