Одновременно с Венецианской художественной биеннале в умном диалоге с ней проходит выставка In-Finitum. Развернута она в старинном палаццо художника, дизайнера, сценографа и эксцентричного коллекционера Мариано Фортуни-и-Мадрацо, сына известного художника второй половины XIX века Мариано Фортуни-и-Марсаль. Выставка In-Finitum -- самый рафинированный проект из сотен летних венецианских экспозиций. Это третья часть совместной программы Музеев города Венеции (к которым принадлежит палаццо Фортуни) и фонда Акселя Вервурдта -- бельгийского дизайнера, коллекционера и мецената, друга Ростроповича, Нуреева, Гергиева. Началась трилогия во время прошлой Венецианской артбиеннале с выставки «Артемпо», которую курировал Жан-Юбер Мартен. Затем была часть под названием «Академия». Наконец, сегодня в палаццо можно медитировать на вечные темы искусства, созерцая экспозицию In-Finitum. В переводе -- «Бесконечность».

Кураторская команда выставки, включающая Даниэлу Ферретти, Франческо Поли, Джандоменико Романелли и самого Акселя Вервурдта, продолжила начатую Мартеном игру в инсценировку кунсткамеры универсального, вселенского масштаба. Лаборатория алхимика. Лавка безумного антиквара. Сопряжено все со всем.

В нижнем этаже палаццо собраны работы, в которых правят бал протосубстанции натуры. Ансельм Кифер, Грациа Тодери, Лучио Фонтана, Аниш Капур каждый по-своему приготовляют универсальную взвесь четырех стихий. У Кифера в горячую, с рубцами истории землю влито серебряное молоко небесных светил. Тодери опрокидывает зафиксированные на видео огни большого города в их зеркально движущееся отражение. Магическая пульсация света вдохновлена книгой Итало Кальвино «Невидимые (в русском переводе -- «Воображаемые») города». Фонтана сигналит «живыми знаками», оставленными на плотных немых материалах, поверхностях. Капур увлечен заклинанием призрачных субстанций. Плотное в его минималистских скульптурах легко развоплощается в бесплотное, глубинное выталкивается агрессивной поверхностью, слепящее глаз мгновенно оборачивается черным мраком. Все на контрастах, на резкой оппозиции фактур и материалов.

Чем дальше втягиваешься в лабиринты, тем больше непостижимых умом, шокирующих вариаций на любимую Мартеном и Вервурдтом тему «магия многозначности». Эксперимент проводится на территории системообразующих категорий творчества: тяжесть -- легкость, временное -- пространственное, избыточность -- пустота... Неспроста в слове In-Finitum авторы отделили приставку черточкой. Франческо Поли объясняет, что так акцентируется проблемность интерпретации, предполагающей объединение и разъятие смыслов. Например, «бесконечное в конечном», неопределенность, незавершенность.

В верхних залах собрана замысловатая и в чем-то пугающая коллекция Мариано Фортуни-и-Мадрацо, включающая анатомические атласы, обломки древних скульптур, архитектурные перспективы, образцы экзотических тканей, в которых Фортуни-младший был дока. В игру вступают старинные картины, сосуды и изваяния. Бесконечность тут стала синонимом non-finito, незаконченности, воспетой неоплатониками Ренессанса, романтиками и их наследниками, включая Бальзака и Гоголя. Великие abbozzi Микеланджело сводят с ума пытающихся раскрыть тайну совершенства в незавершенности. Копия «Пьеты Ронданини» -- гениальный образ спиритуального развоплощения косной материи -- сопрягается с видео Билла Виолы, в котором мужская и женская фигуры постепенно исчезают при свете гуляющих по ним огоньков. Силуэты исчезают во тьме, пока цикл не начнется вновь, и мы не увидим те же фигуры, стоящие в воде, освещенные бледным сиянием. Образы инспирированы философией буддизма.

Для путешествия по грамматике Вечности, универсальной грамматике художественных миров, авторы извлекли из музейных и частных коллекций великое множество опусов лучших художников XX века. Вышла мини-энциклопедия, в которую вписаны помимо названных мастеров и Александр Кальдер, и Джорджо де Кирико, и Жан Дюбюффе, и Альберто Джакометти, и Дональд Джадд, и Ив Кляйн, и Хуан Миро, и Джорджо Моранди, и Роман Опалка, и Пабло Пикассо, и Герхард Рихтер, и Энтони Тапиес, и многие другие, включая композитора Джона Кейджа, зафиксировавшего в 1958 году с помощью цветных линий визуальный образ исполняемой вокальной партии (лист хранится в собрании Вервурдта).

Логично, что в такой лаборатории по извлечению универсального экстракта совершенства среди мастеров XX столетия приоритет отдается новым эзотерикам -- абстрактным экспрессионистам (и их идейным последователям) и тем, кто вдохновлен духовными практиками буддизма. Закономерно, что каталог завершается репродукцией выставленной на In-Finitum картины Марка Ротко «Серое, серое на красном». Репродукция сопровождается высказываниями мастера о возможности достижения в личной художественной эмоции сферы универсального знания, мифической реальности. Закономерно и то, что в каталоге помещена беседа г-на Вервурдта с Тацуро Мики, сокуратором и художником выставки, немалая часть которой посвящена жизни в искусстве рожденной в Японии идее Ма -- наполненности, осмысленности пустот, пауз, цезур. Они значимы в создании образа не меньше (скорее больше), чем запечатленные материальные предметы. Приближение (пусть интуитивное) к идее Ма ищется кураторами в творчестве таких разных художников, как Дональд Джадд или испанец XVII века Франциско Сурбаран.

Отдельная новелла -- работы японских художников знаменитой послевоенной авангардной группы «Гутаи» (прежде всего Йошихары и Сабуро Мураками). Эти мастера удачно сблизили идею абстрактного экспрессионизма и минималистского искусства, вдохновленного философией дзэн-буддизма.

Замечательная выставка в палаццо Фортуни вселяет надежду, что тема поисков универсальной грамматики пластических искусств подарит интересные сюжетные ходы. В том числе и на близящейся Третьей Московской биеннале.