Домохозяйка Йеон (Пак Джи-А -- «Береговая охрана», «Весна, лето, осень, зима... и опять весна») в один далеко не прекрасный день окончательно убеждается, что в ее аккуратном, по-восточному минималистском доме отчетливо пахнет воровством: ее муж (Ха Джун-Ву -- "Время"), несимпатичный во всех отношениях господин в невозможном вязаном джемпере, ходит на сторону. С того момента, как это становится ясно окончательно, жизнь Йеон превращается в сгусток бессмысленной пустоты, которая заполняется самым неожиданным образом: повинуясь необъяснимому импульсу, она приходит в местную тюрьму и добивается свидания с Джаном (Чан Чень -- «Счастливы вместе», «Крадущийся тигр, затаившийся дракон», «2046»), убийцей, ожидающим смертного приговора и при этом постоянно пытающимся покончить с собой. Каждое свидание проходит практически без слов: в комнату для встреч женщина приносит дешевый бумбокс, на голых стенах появляются яркие фотообои с пейзажами из разных времен года (да-да, в память о знаменитом ким-кидуковском фильме "Весна, лето, осень, зима... и опять весна"), на пустом столе -- когда весенние цветы, когда плоды осеннего урожая. И звучат песни о любви, разлуке, счастье. Между двумя людьми явно что-то происходит, но что именно -- вряд ли могут сказать и они сами...

Ким Кидук относится к той категории режиссеров, которые в свое время были подняты на щит в результате всплеска несколько искусственной и, пожалуй, чрезмерной моды, а потом так же стремительно (и опять же не вполне естественно) были низвергнуты с обвинениями в повторах, холодном расчете и отсутствии подлинной душевной теплоты (в иных критических пассажах аналитики подписывали приговоры не менее суровые, чем тот, которым некогда ситуационист и радикал Ги Дебор клеймил Чарли Чаплина: «мошенник чувств и шантажист эмоций»). Траектория его творчества и вправду небезупречна. Ким то и дело повторялся (причем порой именно в тех моментах, когда элементарный такт требовал оставить тот или иной прием одноразовым чудом или шоком), временами ему изменял вкус, да и вообще за редким исключением его картины сливались в один бесконечный многосерийный поток, этакую мыльную оперу, в которой мыло, правда, выедает глаза совершенно непарфюмерной щелочью.

Тем не менее даже крайний скептик все-таки не сможет не признать, что «Вздох» -- картина удачная (как минимум по сравнению с несколькими предыдущими работами Кима). Нельзя сказать, что все происходящее на экране действует как электрический разряд, основные метафоры рождены явно в голове, а не в сердце, и фотографии природы на тюремной штукатурке так и остаются аляповатыми картинками. Но все-таки фильм дает возможность посмотреть на эту историю не только прищуренным взглядом ценителя-эксперта в области модного азиатского кинематографа, но и с точки зрения захлебнувшегося перманентной депрессией Джана, и отрешенными глазами преданной (во всех смыслах этого слова) Йеон, и даже взором самого режиссера, который выбрал для себя роль тюремного надсмотрщика, который наблюдает за странными встречами с помощью нисколько не скрытой камеры. Временами «Вздох» напоминает то «Пианино» Джейн Кэмпион, то «Танцующую в темноте» Ларса фон Триера, то «Конец романа» Нейла Джордана. Причем не поворотами сюжета, не стилистикой, не даже более абстрактным «ощущением вообще». А каким-то совершенно непередаваемым, элементарным, подсознательным сокращением мышц. Перехватом того самого дыхания, которое вынесено в название. Можно, конечно, и его посчитать элементом просчитанной лечебно-оздоровительной гимнастики. Но почему-то делать этого совершенно не хочется. Даже когда воздуха в легких совсем не остается.