«Чайку» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко Джон Ноймайер поставил год назад. То есть перенес -- сочинил-то он ее в Гамбурге еще в 2003-м. Перенос получился удачным, и премьера была неплоха, но теперь, год спустя, когда труппа обжила текст и освоилась в нем, спектакль выглядит вполне достойным, например, «Золотой маски» (в соревновании за которую и участвует в этом году). Но фестиваль современной немецкой хореографии, что происходит сейчас в Музыкальном театре при поддержке Гете-института, предоставил москвичам редкую возможность взглянуть на то, как идет спектакль в родном ему городе. Исполнить четыре главные роли были приглашены гамбургские солисты -- Элен Буше (она стала Нина Заречной), Анна Поликарпова (Аркадина), Иван Урбан (Треплев), Дарио Франкони (Тригорин).

Музыкальный театр, возникший семьдесят с лишним лет назад из слияния двух трупп, руководимых основателями Московского Художественного театра, всегда был театром с отчетливым интересом к актерской игре, к психологизму и внятному сюжету. Теперь, когда в репертуаре появился балет Ноймайера (а руководство мечтает заполучить еще один), и особенно в тот вечер, когда этот самый балет танцуют люди, на которых он ставился, видно, что труппа успела подрастерять. Мелочи. Детали в актерской игре. Наши люди играют старательно, но крупновато; работа гамбуржцев -- ювелирка, ветерок тонких душевных движений.

Как естественна Аркадина в исполнении Анны Поликарповой! (Выпускница Вагановской академии покинула Мариинку ради Гамбурга шестнадцать лет назад и вот уже четырнадцать из них -- прима-балерина.) И в драмтеатрах Аркадину часто играют дамой слишком демонстративной -- мол, одно актерство, ничего человеческого не осталось. У Ноймайера же она не актриса, но балерина -- та же профессия, да не та. Нигде в программке того не написано, но хореограф имел в виду (и говорил о том артистам, а те уж потом рассказывали в интервью) Анну Павлову. Священное чудовище. Священная тварь (не оскорбление вовсе, подразумевается -- «творение»), не человек, которым правит разум, но божественное животное, созданное для танца. Эта Аркадина существует для своих пуантов -- деловито их зашивает, обстукивает, примеряет. Занимается у станка -- и вот только пуанты, только танцы ей важны (и кажется, что она вцепилась в Тригорина по одной-единственной причине: он балетмейстер, он для нее сочиняет эти танцы). И Поликарпова играет эту Аркадину, мгновенно сосредоточивающуюся на танце и не замечающую ничего вокруг, удивительно точно. И даже один из самых жестоких моментов в этой «Чайке» -- когда Аркадина начинает хохотать во время спектакля, сочиненного ее сыном, сделан как проявление бездумной естественности. Смеяться-то она начинает не над тем, что происходит на сцене: она просто играючи напялила свою шляпку на сидящую рядом девушку и хохочет над тем, как нелепо та выглядит; дальше уже просто остановиться не может.

Француженка Элен Буше прочертила маршрут своей Нины Заречной по схеме, придуманной Ноймайером: провинциальная энтузиастка, вдруг влюбившаяся в балет (Тригорин снисходительно показывает ей основные положения рук и ног), актрисулька в ревю (какой-то елецкий «Мулен Руж» и белокурый парик, в котором Тригорин ее не узнает), и хрупкая странница в финале (длинное черное пальто, университетская кепка, и прощальный поцелуй Косте -- в лоб; понятно, что не жертва, что не сломалась, но так же ясно, что никакого балета в ее жизни больше не будет). Никакой истовости, присущей обычно нашим Нинам Заречным, в помине нет -- и в эту Нину веришь безоговорочно. Так же как и в Костю (Иван Урбан, шестнадцать лет назад перебравшийся в Гамбург из Минска), которого Ноймайер сделал Морисом Бежаром. Ну не то чтобы в точности французско-швейцарским гением, но человеком с той же страстью, с той же харизмой и не меньшим талантом (танцы, придуманные в спектакле «Костей», они близки к бежаровскому стилю, хотя, конечно, не совершенно совпадают с ним). Урбан играет сочинителя-гения; и ему отлично это удается. И лишь Тригорин во всем квартете остается более функцией, чем живым человеком: присоединившийся лишь два года назад к труппе Дарио Франкони (до того учившийся в Аргентине танцовщик работал в Сантьяго, Дрездене и Хельсинки) пока не освоил в точности ноймайеровский стиль. Он все делает аккуратно -- его Тригорин ухватывает Нину вполне страстно, рыбу ловит методично и обреченно поднимает с колен рухнувшую перед ним Аркадину (взгляд меж тем -- на почти исчезнувшую в углу Нину), но... все же выглядит классическим танцовщиком, а не чеховским героем. Урбан крадет у него сцену, заставляя всякий раз смотреть только на себя.

Подхлестнутый приездом заграничных звезд кордебалет работал внимательно и четко (геометрические построения «балета Кости» ни разу не пошатнулись, гомерические хохмы «балета Тригорина», в котором выплывала чайка в кокошнике и складывалась умирающим лебедем, были воспроизведены без пережимов). Мастер-класс удался. Следующий пункт в программе фестиваля современной немецкой хореографии -- приезд балета Немецкой оперы на Рейне (что танцует в Дюссельдорфе и Дуйсбурге). Это будут уж не только солисты, но вся труппа. «Ромео и Джульетта», «Весна священная» и «Эрда» -- гастроли начнутся на следующей неделе.