Выставка позиционируется модно. Сейчас так фильмы любят маркировать: вместо букв кодовые номера с гипнотической композицией цифр. Вот и в нашем случае куратором Алиной Федорович экспозиция названа так: +7 (495)... Подзаголовок: «Художники русского зарубежья в коллекции ГЦСИ». Понятно, что коды России и Москвы -- это ностальгический привет тем временам, о которых пел Высоцкий в «07»: Телефон для меня, как икона,/ Телефонная книга -- триптих,/ Стала телефонистка мадонной,/ Расстоянья на миг сократив. Но времена, слава богу, теперь другие. И комбинация цифр в названии выставки ассоциируется скорее не с наглухо закрытыми границами, где каждый звонок «туда» был словно перебежчик из родимого плена во «вражью» волю, а с услугами мобильной связи. С этой империей разговоров по сотовым, где вся вселенная превращена в Вавилонскую башню информационных потоков. Все «коннектится» со всем, и в сравнении с эпохой Высоцкого ценность подобных контактов во многом девальвирована.

Открывшуюся в главном здании ГЦСИ на Зоологической выставку можно в шутку назвать «русским зарубежьем времен сотовой связи». Образ ее ассоциируется с рингтонами одновременно зазвеневших в одной комнате сотен мобильников. Кто-то ставит себе «вызов» под музыку Моцарта, кто-то -- под Майкла Наймана. Иных возбуждает Игги Поп, иных -- Дима Билан. Каждый найдет, что ему по вкусу.

Мозаичность -- главный принцип в выборе художественных опусов. Присутствуют работы адептов пластической системы авангарда и модернизма (Оскар Рабин, Валерий Кошляков, Михаил Рогинский), соц-артистов (Виталий Комар, Александр Меламид, Леонид Соков), сюрреалистов (Владимир Янкилевский), концептуалистов (Вадим Захаров, Дмитрий Александрович Пригов)... Некоторые участники выставки уехали из страны в 1970-е и первой половине 80-х. Другие -- после перестройки. Третьи вообще никуда не уезжали, а оказались за рубежом после распада СНГ. А Дмитрий Александрович Пригов просто любил путешествовать. И навещал живущую в Лондоне семью.

Мозаичность позволяет принять выставку прежде всего удачной презентацией собранного Центром современного искусства за десять лет музейного фонда. В то же время несчитываемость темы русского зарубежья еще раз возвращает нас к проблеме коммуникабельности. Вот если сделать выставку неофициального искусства 1970--1990-х из работ тех, кто никуда не эмигрировал, и сравнить с этой. Отличия были бы? Полагаю, больше всего в разделах «соц-арт» и «концептуализм». Проверить свои догадки я решил с помощью известного средства коммуникации -- мобильного телефона. Связался с двумя мэтрами отечественного искусства, участниками выставки Валерием Айзенбергом и Вадимом Захаровым. Мы поговорили о том, насколько «русские зарубежцы» способны к диалогу с принявшей их культурой. Актуально ли понятие «всемирная отзывчивость» сегодня?

Валерий Айзенберг считает, что основная масса уехавших на Запад в 80-е привезла туда с собой свое время и его благополучно там законсервировали. Так что во многом эмигрантов (особенно старшего поколения) можно отличить по стилю, приверженному эстетике поздне- и постсоветского неофициального искусства 15--20-летней давности. Вадим Захаров объясняет подобную консервативность тем, что уехавшие художники часто предпочитали не адаптироваться к художественной ситуации новой родины, а интегрироваться в ее официальные институции (галереи, музеи). Предлагать свой известный бренд и получать с него дивиденды. Так что в чем-то русское зарубежье куда более замкнуто и изолировано от новой артжизни, чем современное российское искусство.

С другой стороны, адепты концептуальных практик, предполагающих постоянное пытание границ языка искусств, его возможностей, по определению не могут без диалога с роящимися вокруг них текстами. Потому и Кабаков, и Пивоваров, и Захаров, и Альберт, и Лейдерман прекрасно интегрированы в европейскую артситуацию и по праву считаются «гражданами мира». Уж не говоря о философе изобразительного языка Эрике Булатове, творчество которого никак не втискивается в прокрустово ложе «измов» как таковых. Живущий на три страны (Израиль, Америка, Россия) Валерий Айзенберг честно признался: «Родины у меня нет. Но я не безродный». Художник считает, что проблем с приоритетами, где находиться, у творческого человека быть не должно. Главное, чтобы было удобно работать. Для него самого пребывание в Америке открыло новые горизонты в освоении новых жанров -- к примеру, видеоарта.

Выставку в ГЦСИ можно считать масштабной главой обсуждения проблемы интеграции России в мировой художественный контекст. Правда, создать ветвь дискуссии поможет скорее не обзор экспонатов, а элементарный звонок другу.