Сиреневые надувные деревья раскачивают толстыми ветвями, в глубине сцены сложен некий грот, обозначающий в разных сценах балета и дом матушки главного героя, и волчью нору, и скалу Совета. На героях -- ушки и хвостики, а изображающий мудрого змея Каа танцовщик облачен в подробный костюм удава: над головой -- пасть, позади волочится метров десять «тела». У коршуна Чиля -- натуральные крылья, у слоненка -- хобот. Очень взрослые хореографы Наталья Касаткина и Владимир Василев, взяв сочинение Александра Прайера, сотворили на сцене натуральный детский утренник. И поскольку всерьез к своей работе отнесся лишь юный музыкант -- то о ней текст коллеги-музыковеда, я же ограничусь лишь несколькими хроникальными заметками.

На сцене много совсем мелких, совсем невыученных детей. Бегают маленькими толпами (в этом спектакле, вышедшем в Год семьи, потомство есть у всех -- и у Багиры, и у Балу, и у дикобраза), мажут движения, ходят на четвереньках и умиляют родителей. А взрослые артисты то старательно изображают звериные повадки, то проносятся над сценой в больших прыжках. Сигают все -- и Маугли (Николай Чевычелов), и похожий на дворового хулигана Шер-Хан (Максим Герасимов), и схожий с ним брутальностью Акела (Иван Звягинцев), и Багира (Алена Подавалова), и мама Маугли (Вилина Савкина), причем она как прыгала по кругу, когда пошла с ребенком гулять в лес, так с той же интенсивностью продолжала прыжки, когда этого ребенка в джунглях потеряла.

Главной мыслью, увиденной юным композитором в киплинговской «Книге джунглей», была «человек уходит к людям» (он в финале даже хор ввел, пропевающий этот текст). Про это Касаткина с Василевым и поставили милую детскую сказку, где не страшен тигр и не опасны белые кобры. Две важнейшие сцены «Книги джунглей» -- «Весенний бег» и нашествие рыжих псов -- ни композитору, ни хореографам, заказывавшим ему партитуру, важными не показались. Ни о любви, ни о смерти в балете ничего нет. Но не балет же. Детский утренник.