Теперь оба обвиняемых по делу о выставке «Запретное искусство-2007» -- официальные безработные. К уволенному из Третьяковки куратору Андрею Ерофееву присоединился директор (теперь уже бывший) Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова Юрий Самодуров. Таким образом, еще до начала процесса по поводу «действий, направленных на возбуждение ненависти и вражды, а также на унижение достоинства группы лиц по признакам отношения к религии, совершенные публично» выставка «Запретное искусство-2007» превзошла достижения своей предшественницы -- в деле возбуждения общественного спокойствия. Устроенная в том же Сахаровском центре выставка «Осторожно, религия» удостоилась тогда «только» травли, за которой последовали уголовное преследование организаторов и хоть и условный, но обвинительный приговор при не полной, с оговорками, но все-таки поддержке правозащитного и художественного сообществ. Прошло совсем немного времени, и консенсус с властями достигнут: нам такие выставки не нужны, а значит, делать их будет негде и некому.

Как водится, решили за общество. Народ кроме самих униженных и оскорбленных (хотя официально «потерпевших» по уголовному делу не нашлось, зато обнаружилось чуть не полторы сотни свидетелей обвинения, и это при двух свидетелях защиты, так что трудно не увидеть в работе следствия обвинительный уклон) безмолвствует, никакой обиды в очередном наступлении на свои права не видит. На фоне остальных ужасов нашей жизни правозащитникам -- последователям дела Сахарова -- битвы на художественных фронтах кажутся слишком провокационными и не слишком важными. Вольтеровская идея "Я ненавижу ваши мысли, но готов умереть за то, чтобы вы имели право их высказывать" не про нас. Руководство правозащитного центра только за ту свободу, которая ему кажется важной и понятной.

По иронии судьбы последней при Юрии Самодурове художественной акцией в музее стала экспозиция, посвященная журналу «А-Я» -- первому свободному художественному изданию, которое делал в мрачные застойные времена в Париже Игорь Шелковский. Каким-то чудом ему удалось продержаться семь лет, с 1979 по 1986 год, сделать семь номеров. Диссиденты журнал не поддерживали -- по причинам сугубо эстетическим (более чем традиционный вкус «на уровне Левитана» чаще встречается у политических радикалов, чем консервативные взгляды у поклонников современного искусства). Издателя обвиняли чуть ли не в связях с КГБ, КГБ видело в нем агента ЦРУ. Но личный подвиг одного человека позволил сотням людей узнать о неофициальном искусстве в СССР, стал прологом его перестроечного триумфа, фундаментом многих успешных биографий. К 1986-му художников в СССР прижали так, что журнал закрылся, а вскоре неожиданно пала и всемогущая, убежденная в том, что будет существовать вечно, империя, а с нею вместе исчезла и цензура. Как выяснилось, не навсегда -- дрессировка нескольких поколений советских людей оказалась более чем эффективной.

Корректные правозащитники в отличие от руководителей Третьяковки (истинной правопреемницы советского музея, для которого понятия чести не существует) не стремились уволить Самодурова до суда. Предлагалось подождать приговора, но музейные программы, в том числе ежегодный анализ цензуры и самоцензуры в изобразительном искусстве -- регулярную выставку «Запретное искусство», -- предлагалось свернуть. На это не смог пойти уже сам Самодуров.

Итак, Андрей Ерофеев оказался слишком свободолюбивым (по официальной версии, плохо организованным) для Третьяковской галереи. Самодуров -- слишком большим любителем искусства для правозащитного центра. По обоюдному согласию, спровоцированному активными действиями прокуратуры, свобода искусств признана предметом неактуальным -- отныне музеи у нас, как и парламент, не место для дискуссий.