Главным итогом придуманного куратором, теоретиком искусства Екатериной Деготь спецпроекта Второй Московской биеннале современного искусства «Мыслящий реализм» стала не выставка, а альбом -- спецвыпуск журнала WAM (World art museum). В альбоме опубликована теоретическая платформа программы «Мыслящий реализм», остроумно подобран иллюстративный ряд: картины русских художников XIX столетия (от Иванова до Верещагина) в диалоге с опусами мастеров современного российского искусства. И самое ценное -- в журнале напечатаны беседы Екатерины Деготь с художниками (Ильей Кабаковым, Дмитрием Гутовым, Павлом Пепперштейном, Ольгой Чернышевой), в которых талантливо и остроумно мастера объясняют свою привязанность к немодной нынче реалистической живописи середины -- второй половины позапрошлого столетия.

Я выделил несколько ключевых идей. Первую сформулировала куратор выставки. Это мысль о том, что передвижнический реализм был первой в России стратегией модернизма. Реалистическая картина стала честным зеркалом проблем социальной жизни, отважно защищала человека, не чуралась вечных вопросов. Думаю, можно высказаться еще радикальнее. Именно потому, что большинство полотен передвижников нарисованы абы как, главной ценностью в их интерпретации, как и в случае с «актуальным» искусством, является интеллектуальное приключение. Как и произведения contemporary art творения передвижников принадлежат миру слов больше, нежели миру пластических ценностей.

Другая мысль почерпнута из интервью с Ильей Кабаковым. Он отлично сформулировал отличие реализма идиотского от реализма глубинного. Дело не в иллюзии, а в обратной рефлексии картины, которая обращает на нас взгляды. То есть интересна картина та, в которой пространство не нарисовано, а инсталлировано, имеет свою интенцию глубинного на нас зрения. Правильный пример -- живопись Павла Федотова, с его комнатами, по которым художник «путешествовал внутри».

Еще одна хорошая мысль высказана Дмитрием Гутовым. Ссылаясь на пролетарского искусствоведа Игоря Ильина, он говорит о пытке русской культурой, о мазохистском влечении ко всему дисгармоничному и ущербному. Я бы подытожил так: гуманизм у нас это пьяная слеза под опухшим бомжовым глазом.

В альбоме встретите и другие уловленные художнической интуицией наблюдения. И победа проекта в том, что вот, оказывается, ничто никуда не делось. Самый немодный период русского искусства способен увлечь, стимулировать мысль. Он любим и желанен. Даже несмотря на неубедительные с моей точки зрения попытки куратора найти врага в образе модернистского искусства начала XX века, якобы презревшего социальный и гуманистический пафос критического реализма и упростившего формы до дизайнерской товарной конституции. Данный тезис не оставляет никакого шанса автономной территории художественного творчества. Ведь искусство не служанка социума, и язык его свободен. И логика развития именно этого свободного языка привела к смене парадигм и стилей. Другое дело, что впоследствии модернизм был также апроприирован рынком. Но так и передвижнический реализм сегодня ой как в цене.

Кстати, логоцентрические (вполне аутентичные передвижническим) референции куратора Екатерины Деготь (мысль интереснее, чем то, как в конечном счете она артифицирована) повлияли на специфически камерный, уютный и совершенно не амбициозный образ выставки, что приютилась в старых залах Третьяковки в Лаврушинском, под боком у Поленова и Левитана. Маленькие пластические «клаузуры» на тему хрестоматийных картин предложил Павел Пепперштейн. Во вьюжной метели сжимаются у него кляксочки -- герои Сурикова или Васнецова. На поп-артистском оранжевом фоне воспроизвел саврасовских «Грачей» Дмитрий Гутов. Раритетной открыточкой к вернисажу смотрится рисунок Ильи Кабакова, где серые пыльные люди «лечатся» созерцанием картины с родными левитано-репинско-шишкинскими просторами. В пандан к этой открыточке выложена в витрине другая -- сувенир от Ивана Айвазовского, где на фото он сам за мольбертом, а в мольберт вклеен живой морской пейзажик. Это тоже своего рода презент-автограф на память. Безмятежно спят в метро a la передвижнические старушки на фото Владимира Куприянова. Проекты концептуального замещения картин классиков надписями с их фамилиями предложил Д.А. Пригов. Бликами и отражениями посетителей музея, наложенными на композиции русской живописи, любуется в своем видеофильме Ольга Чернышова. Современный Крестный ход в общении с живописью Перова и Репина сфотографировал Сергей Братков. Золотые литеры -- контуры российского ландшафта -- впечатал в саврасовский пейзаж Гор Чахал. И впечатление от всего весьма приятное. Только суровый идеологический мессидж куда-то развеялся, пафос исчез. И в общем-то в пластическом варианте диалог русского реализма с реально практикующими сегодня художниками за единичным исключением (тот же Гор Чахал, Эрик Булатов) вышел очаровательным кунштюком для рафинированных, ценящих далековатые сближения эстетов.