Еще один звездный оперный гала-концерт -- выступление Владимира Галузина и Анны Самуил в Концертном зале Чайковского -- после броского и сумбурного оперного 8 марта в каком-то смысле реабилитировал жанр оперного шоу перед публикой. Величественно выстроенное на все сто процентов, насыщенное мощнейшими развернутыми ариями и симфоническими антрактами, драматургически сшитыми с торжественной вокальной программой, действо выглядело серьезнее и аккуратнее предыдущего. Хотя и тут с вокальной безупречностью случились неполадки.

Владимир Галузин, один из первых теноров мира, поющий на лучших сценах лучшие, сложнейшие партии с лучшими партнерами и дирижерами, появился на московской сцене с молодой звездой Анной Самуил. Она недавно закончила Московскую консерваторию, еще раньше пела на конкурсе Чайковского Виолетту, подавала надежды, а потом в одночасье оказалась чуть ли не примой берлинской Штаатсопер под руководством блистательного Даниэля Баренбойма. После нескольких выступлений в Берлине Анна Самуил стала появляться и на других сценах, в том числе в Метрополитен-опере. Как раз только что спела там «Русалку» Дворжака.

Со своей живописной голливудской внешностью, словно сойдя с американской рекламной картинки 50-х годов, на которой семейные ценности и ценности прогресса уживаются с игривым эротизмом, Анна Самуил выглядит волшебно, однако с вокальной стороной дела все обстоит скромнее. Она обучена, хотя исполнение и не без погрешностей (особенно удивительно было обнаружить их в сцене и арии Виолетты, которой певица обезоруживала жюри конкурса Чайковского), по-европейски культурна и благозвучна, но краски голоса жидки, до вокального блеска еще очень далеко.

Но удивила даже не скромная московская премьера Анны Самуил, а небезупречная вокальная форма Владимира Галузина -- уж этого-то ничто не предвещало.

Итак, программа -- абсолютные сливки, ароматные, жирные шлягеры высокого оперного репертуара, одновременно известные как «коронки» бесстрашного тенора. Герман, Каварадосси, Калаф, Канио, Отелло и Де Грие -- сложнейшие партии, красивейшие, слезодробительнейшие арии, в которых Галузин чувствует себя легко и естественно.

В компанию к ним -- дуэт Отелло и Дездемоны, ария Русалки (Дворжак), Виолетта и неожиданно возникшая в программе Мюзетта. Симфоническое обрамление не менее серьезно. Для большей грандиозности (редкость для жанра оперного гала) на сцене появился хор (Юрловская капелла, не блиставшая, впрочем, стройностью). И дирижер Теодор Курентзис за пультом оркестра «Новая Россия», упрочивающий репутацию серьезного аккомпаниатора, утверждал свои небульварные намерения сперва мощным вступлением к «Отелло», потом сценой цыган из «Трубадура», интродукцией к «Пиковой даме», интермеццо из «Манон Леско» Пуччини и «Сельской чести» Масканьи. Причем даже эмоционально программа выстроилась -- от первого отделения в манере «грандиозо» к лирическим нюансам второго акта.

Половиной пронзительнейших хитов Галузин забросал публику еще в первом отделении -- там были Канио и Каварадосси, почему-то вдруг прозвучавшие с каким-то неловким нажимом, с небезупречной фразировкой и поддержанные бурными спецэффектами от Курентзиса, они отдавали невыдержанностью стиля.

Во втором отделении после ариозо Германа и малахольной Русалки должны были быть две арии из «Манон Леско». Кто из действующих лиц -- сам де Грие или его Манон -- почувствовал, что этим вечером этого не спеть, осталось неизвестным. На замену вышла Самуил с миловидно-опереточной Мюзеттой.

Арию Калафа Галузин потом все-таки спел, не обманув публику, но и не поразив ее.

«Что наша жизнь» на бис звучала более всего убедительно, особенно актерски, хотя и здесь броский шлягер показался грустно вытащенным из паззла фрагментом, обнаруживающим собственную клишированность и потертость.

Словом, что-то не сложилось, хотя пышная серьезность расписания вызывала огромное уважение. Чтобы выкатить такое количество главных оперных орудий в один вечер на одну сцену, нужно действительно большое бесстрашие, которым и славится Владимир Галузин. Однако не только смелость города берет. В этот же раз видно было ее одну.