В Московском музее современного искусства (филиал в Ермолаевском переулке) открылась большая монографическая выставка Айдан Салаховой. Это имя символизирует начало современного артпроцесса в нашей стране. Еще в советское время, в конце восьмидесятых, Айдан, дочь мастера сурового стиля Таира Салахова, шокировала публику выставками с демонстрацией работ, дерзко заостряющих гендерную проблематику. Она же открыла в столице первую галерею актуального, как модно было говорить, искусства. Сегодня на выставке Айдан собраны произведения разных лет, и они убеждают, что уровень и многогранность таланта художницы выводит ее в созвездие не только российское. Парадокс в том, что хрупкая и изящнейшая Айдан оказалось бойцом двух воюющих друг с другом артфронтов: современного искусства и академической школы (Айдан Салахова -- доцент Суриковского института). О выставке в контексте двух столь разных ипостасей с художницей Айдан САЛАХОВОЙ беседовал Сергей ХАЧАТУРОВ.

-- У кого возникла идея сделать масштабную экспозицию вашего творчества от начала девяностых до 2006 года?

-- У хозяйки галереи XL Елены Селиной. У нее родилась идея «почистить потускневшие биографии» художников московской сцены. Желание раздвинуть рамки восприятия творчества, представить авторов в развитии за последние десять лет обусловило появление проекта «Москва актуальная». Помимо галереи XL в создании проекта участвует Московский музей современного искусства. Моя выставка -- в рамках «Москвы актуальной».

-- В самом деле выставка представляет ваше творчество весьма многогранно. Последний этаж, например, посвящен абстракции. Никогда не думал, что вы ею занимаетесь...

-- Абстракция -- давняя моя любовь. Я писала абстрактные композиции еще в 1988 году, но только для себя. Совсем недавно я решила обнародовать эту «подпольную деятельность» и выставить абстракции на публику.

-- Публике повезло -- картины очень красивые. Выставка занимает четыре этажа Музея современного искусства в Ермолаевском переулке. По какой логике организуется экспозиция?

-- Входящего на первый этаж встречают две фотографии с женскими фигурами на черном фоне -- изображения почти скрыты и принимаются как абстракция. Собственно абстракция завершает выставку на четвертом этаже. На третьем этаже висит покрытый черной краской холст, который был сдан на экспертизу во Всероссийский научно-исследовательский институт реставрации (ВНИИР). Под абстрактным черным находится изображение созданной мною Венеры. Рядом с картиной висит удивительное экспертное заключение: подробнейшая запись химического анализа, показания итогов ультрафиолетового излучения, наконец суровый искусствоведческий текст о методе и стиле самой живописи. Очень многочисленные связи найдены с историей мирового искусства XX века. Без экспертного заключения картина тоже мнится только абстракцией. Этот пунктир с черной абстракцией, появляющейся то тут, то там, сшивает все уровни экспозиции.

-- Возможно, лейтмотивом становятся метаморфозы языка искусства, подвижность границ понятий фигуративное -- нефигуративное, символическое и реальное, телесное и знаковое. Одно постоянно притворяется другим, скрывается за оболочкой «иного», и все мерцает множеством значений и смыслов. Вы показали многие жанры современного творчества: от живописи до видеоарта. Выставка может считаться образцовым творческим портретом мэтра contemporary art. Тем не менее официально вас принимают мэтром в совсем другой системе художественных координат -- в мире классического артобразования, в качестве доцента Суриковского института. Судя по последним событиям (увольнение из института достойнейшего художника академика Павла Никонова), оплотом прогресса эту школу живописи назвать нельзя. Могут ли территории классического художественного образования и современного искусства не быть друг для друга театром военных действий?

-- Увы, проблема совместимости этих миров очень болезненная. Если мир «актуального искусства» способен встроить ценности классического искусства в свою философскую систему, то мир традиционного художественного образования не способен познать современные тенденции в принципе. С начальной школы детей не приучают видеть и ценить новые тенденции изобразительного языка.

-- Воспринимают ли вашу систему взглядов на творчество студенты Суриковского института, которые учатся у вас?

-- Стараются, но затем после первого и второго курсов, на которых я преподаю, многие снова вливаются в консервативный мейнстрим.

-- Кого же выпускает ваш институт?

-- Хороших ремесленников, способных в реалистическом стиле оформлять различные общественные пространства. Творчески мыслить в Суриковском институте не учат. Ни в коем случае не хочу выступать против школы как таковой. Она дает хорошие базовые принципы профессии. Этих принципов, кстати, не хватает в образовательных программах западных артинститутов. Там очень хорошо преподают новые технологии: медийные, фотографию, видеоарт. А рисовать не учат.

-- Что требуется для позитивного изменения ситуации в России?

-- Живопись и рисунок, по моему мнению, должны быть такими, как есть сейчас. Ни в коем случае эту школу нельзя разваливать. Отдельной кафедрой необходимо сделать композицию. Композиции как основы проектного мышления у нас нет. Ее преподают, но в общем курсе. И преподают те же, кто преподает живопись, скульптуру. Я уверена, что на композицию требуется новый штат профи, владеющих современными знаниями о композиции в живописи, в инсталляции, в перформансе, в видеоарте, в фотоискусстве. Я поднимала вопрос в Суриковском. Он в стадии обсуждения. Главной целью этой стратегии считаю предоставление студенту свободы выбора вида творческой деятельности после окончания института. Он должен быть обучен всем способам самовыражения. Тем более что свободу художника сковывает не только консервативный курс профобразования. Свободу сковывают и официальные заказы, и рынок, и стереотипы специализации в современном актуальном искусстве (если ты перформансист, то в живопись не лезь!). Мой идеал из старых мастеров -- Леонардо. Он был абсолютно свободен и умел все. Из современных -- человек-оркестр Мэтью Барни.

-- Как показала ваша персональная выставка, в многообразии форм и методов творчества вы, безусловно, последователь да Винчи, по старинной терминологии -- «леонардеск». В вашей галерее только что открылась выставка молодого мастера Ростана Тавасиева, который также работает в различных жанрах, от живописи, кинетических объектов до видео-арта. Тем не менее самого Ростана в начале года выгнали за профнепригодность (!) с пятого (!) курса Строгановского училища. Может быть, у педагогов из наших художественных вузов наибольшее отторжение вызывает как раз способность быть мастером на все руки, да к тому же востребованным и успешным?

-- Случай с Ростаном, между прочим, экспонентом главного проекта Первой Московской международной биеннале, конечно же вопиющий. Вопреки агрессии и нетерпимости со стороны консерваторов нам тем более необходимо проводить реформы и делать образовательный процесс открытым и современным. Ведь ставятся под удар судьбы и тех, кто получает золотую медаль. Заканчивая вузы, они беспомощны в принятии решений. Их специализация узка. Шанс раскрыться может быть упущен. Мой сын ходит в детскую студию ДЭЗ №5 Михаила Лабазова. Там учат мыслить современно. Детям в этой студии и своим студентам в Суриковском я задала один вопрос: каким может быть современное искусство? Дети ответили так: современное искусство может светиться, крутиться, звучать, сверкать, быть картиной, формой, фильмом... Студенты назвали только три определения, совпадающие с факультетным распределением института: картина, гравюра, скульптура.