Сегодня -- вечер молодых хореографов, потом придет черед бенефисов отечественных звезд (Цискаридзе, Зеленский, Рузиматов), вслед -- «Лебединое озеро» Лопаткиной и пестрый торжественный гала, братание людей и стилей. А два главных иноземных гостя уже оттанцевали свое, отдышались, унесли свои букеты. «Дон Кихот» с Матье Ганьо и «Спящая красавица» с Алиной Кожокару -- французская звезда и звезда молдавско-английская продемонстрировали два способа взаимодействия со старинными российскими спектаклями.

«Дон Кихот» весь -- форс, соревнование в трюкачестве, простодушно-грубоватая мужская игра (в балетных хрониках -- не только перечень «наворотов», впервые сотворенных в воздухе героями дня, но и рассказы о том, кто именно и как какую девушку приобнял; получил затем по физиономии или нет). «Дон Кихот» плещет красным и желтым, играет черным -- в иных театрах спектакль написан маслом, в иных -- просто выплеснут гуашью. И выходит в спектакле молодой человек -- тщательно выучивший мизансцены, безусловно уважающий чужие традиции -- и в эти игры играть отказывается.

Силуэт прорисован тонким пером, длина ног стремится к бесконечности. Прыжок не воспринимается как трюк, как часть соревнования: он невелик по высоте, этот прыжок, зато не видно его начала и нет акцента в конце. И есть вот эта потрясающая способность зависать над сценой, что дана немногим танцовщикам на земле: вот двинул ногу вбок -- и остановился в воздухе, раскрывая ноги в стороны. Как в замедленном кино приземлился и продолжил; присяжные трюкачи уже сияли бы улыбками и прервали танец, требуя овации; этот ничего не потребовал -- и публика только сморгнула: было? не было? С Китри (Олесей Новиковой) не заигрывал, но ухаживал за ней со всей тщательностью дворцового церемониала. Не цирюльник Базиль -- переодетый принц, волей судьбы оказавшийся в испанской деревушке; редкая и непонятная окружающему миру птица. Мягчайшие стопы, всегда горделиво вытянутый подъем, ажур заносок и чистота пируэтов. Того, кто не смог увидеть это чудо на Мариинском фесте, сможет утешить лишь «Сильфида» с его участием, DVD, выпущенный Парижской оперой, -- его уже можно купить в Москве.

В отличие от Ганьо, Алина Кожокару не первый раз выступает в России. Она училась в Киеве и в шестнадцать лет впервые появилась в столице -- на конкурсе, где в костюме мушкетера ходила по сцене колесом. Мальчишеский наряд удивительно шел этой крошечной девчонке, но кроме обаяния юная балерина продемонстрировала отличный апломб -- в программе был не только «мушкетер», была и принцесса Аврора. Став примой Английского Королевского балета, Кожокару приезжала в Москву (с «Сильфидой» и «Жизелью») и в Петербург (с «Дон Кихотом»). Теперь настал черед «Спящей красавицы».

Кожокару, отлично почувствовав стилистику этой старой-новой «Спящей» (на фестивале давали версию Сергея Вихарева -- реконструкцию спектакля 1890 года, четыре с лишним часа, толпы кордебалета, тонны костюмов, воскрешенные «разговоры руками», пышность императорского театра), вписалась в нее как родная. Дело, конечно, в гибкости балерины, в ее интересе к новым вариантам роли, да и Киев ближе к Петербургу, чем Париж. Но еще дело в имидже, в согласии на роль.

В последнем акте в «Спящей красавице» есть шествие, где проходят все сказочные персонажи. Фею-канарейку там несут в ажурной золоченой клетке; вот -- Алина. Нет-нет-нет, я не о том, что ей должна была достаться корифейская, а не балеринская роль, -- с партией она справилась замечательно, отважно и беспечно отпускала руки четырех кавалеров, то и дело замирая на носке без всякой опоры, взлетала безупречно и легко. Но функция -- не дивы-властительницы зала, а нежной игрушки; игрушки, что тоже может править миром -- но только из золотой клетки. Балерины императорского балета -- когда слово «императорский» еще имело недекоративный смысл. Матье Ганьо не согласился рвать страсти в клочья ради совпадения с окружающим миром русского балета -- Алину Кожокару мир обнял и построил вокруг узорчатую ограду.

И петербургская публика гораздо более приветствовала «клеточную» манеру поведения на сцене, чем «независимую».