Министр финансов России Алексей КУДРИН в интервью обозревателю «Времени новостей» Вере КУЗНЕЦОВОЙ подвел итоги уходящего года и рассказал о ключевых проблемах российской экономики.

-- Алексей Леонидович, 2006 год заканчивается. Что удалось Минфину и вам как министру и что не получилось?

-- Год, я считаю, оказался успешным. По всем основным экономическим показателям он удался. Даже опроверг наши -- Минфина и МЭРТ -- опасения, что экономический рост будет замедляться. Ведь прогноз, который мы утвердили, показывал снижение темпов роста. И хотя в перспективе тенденция замедления будет проявляться, однако темпы все равно будут выше ожидавшихся. Так, в этом году рост будет 6,9--7% ВВП -- думаю, это успех.

Самые значимые события в экономике этого года произошли в финансовой сфере. Она солидно укрепилась. На первом месте, бесспорно, либерализация валютного рынка, свободное движение капитала. Это новое качество российской экономики, показывающее, что мы по еще одному показателю начинаем входить в клуб самых развитых цивилизованных держав мира. Сегодня лишь у 16 стран есть свободное движение капитала. К примеру, ни у Китая, ни у Индии в ближайшие годы не предвидится такого. Конечно, китайская экономика совсем другого типа, не связанная полностью с открытым рынком и либерализацией. По-видимому, успех Китая позволяет говорить, что есть иные успешные модели, но весь мир тем не менее развивается по пути либерализации. И мы в том числе. Думаю, к китайской модели у России уже нет необходимости возвращаться. Это было бы шагом назад.

-- Итак, главное событие года?..

-- Это либерализация движения капитала. Она повлияла на наш внутренний банковский сектор многократно больше, чем можно ждать от вступления во Всемирную торговую организацию. Здесь у нас практически все ограничения сняты. С другой стороны, сама либерализация движения капитала существенно увеличивает возможности иностранцев в России. Будь то вывод капитала или кредитование российских проектов, нет никаких ограничений, никаких разрешительных процедур.

На второе место я бы поставил развитие банковского сектора. Прирост активов там достиг 25% -- это редкий, высокий темп. Он был и в прошлом году, но это было некое восстановление прежних высот, докризисного уровня. Сейчас очевидно новое качество прироста. Впервые доля кредитования в инвестициях также подросла. До этого у нас было беспокойство, даже можно было говорить о некотором засилье государства в финансовой сфере.

На третьем месте -- сбалансированность внешней финансовой политики. Это и погашение долга Парижскому клубу. И закрытие очередной страницы в кредитной истории СССР. Очень позитивно сказывается с точки зрения структуры экономики общее уменьшение внешнего государственного долга и увеличение на аналогичную и даже большую цифру долга частного сектора. Иными словами, государство уходит с рынка и не обременяет весь долг своими проблемами, а дает свободу частникам кредитоваться. Это и есть поддержка реального сектора.

Четвертое, пятое и шестое места мне труднее разделить по приоритетам. Конечно, произошло существенное очищение банковской системы. Отозвано более 50 лицензий у ненадежных, по сути карманных банков, которые занимаются отмыванием денег.

-- Считаете, это много при том, что у нас 1300 банков?

-- Много. В прошлом году отозвали еще около 30. Так что усилия Центрального банка в непростом деле борьбы с криминальным банковским бизнесом я бы оценил высоко. Что касается убийства первого заместителя председателя Центрального банка Андрея Козлова, то государство, пытаясь сделать этот рынок прозрачным, оказалось в чем-то недостаточно сильным -- не смогло уберечь своих ключевых людей.

По понятным причинам не могу рассказать всего, что знаю про эту сферу. О том, например, что отдельные банки, находящиеся в рейтинговой десятке, попадали в ситуацию, когда не получали лицензию на работу с физическими лицами. Давление тогда стало чрезвычайным на первых лиц ЦБ -- любой ценой некоторые пытались добиться лицензий. А уж что совсем было не на виду, так это борьба с фиктивным капиталом. Когда на бумаге капитал большой, а на самом деле там давно пустые векселя. Это касалось ряда банков первой тридцатки. Банкиры приглашались в ЦБ, где им предлагали либо ввести обратно капитал и сделать настоящий банк, либо отразить уменьшение активов, как есть в реальности. Многие шли первым путем -- вводили обратно. Были и те, кто отказывался. Пример -- скандал 2004 года с известным банком, который попал под банкротство. Были «отказники» и в этом году, но ЦБ действовал аккуратно, чтобы не разбежались клиенты. И они в итоге даже не узнали о сложностях очищения.

-- Получается, что идет какая-то титаническая борьба по цивилизации банковской системы. Но, может быть, полная отмена всех ограничений на действие западных банков в России помогла бы снять напряжение на этом рынке, сделала его более прозрачным?

-- В действующем механизме вообще нет никаких ограничений для иностранцев. Я имею в виду их дочерние банки. Хочу это подчеркнуть: вообще нет такой темы! С другой стороны, я уже давал свой прогноз: сейчас доля иностранного банковского капитала в России составляет примерно 12%, и за пять-семь лет она вырастет в лучшем случае до 35%. Даже безо всяких ограничений расширение не произойдет молниеносно. Не придут все иностранные банки и не займут все ниши, хотя бы в силу консерватизма этого бизнеса. Придут самые смелые...

На пятом месте среди достижений я бы упомянул маленькие успехи по снижению инфляции. Правда, они нивелируются высокими темпами укрепления рубля. На шестое место можно поставить расширение инструментов внутреннего финансового рынка. Назову только одну сферу: лизинговые операции. В настоящий момент 10% всех инвестиций и приобретений в основные фонды осуществляется в лизинг. Значит, рынок востребовал этот инструмент.

-- А какова все-таки самая главная неудача?

-- Я бы сказал о потере -- гибель Андрея Козлова. Считаю это проблемой всей страны... А неудача -- очень высокие темпы укрепления рубля. В прошлом году он укрепился на 10%. И в этом уже на 8,3%. Столь высокие темпы можно допустить ну на один год для какой-то страны. Только не на два-три года подряд. Если укрепление национальной валюты составляет 50% за пять лет, это существенное ухудшение для российской экономики. Наше вступление в ВТО, где мы обсуждаем снижение тарифных ставок по импорту на 3--5%, -- цветочки по сравнению с тем, что укреплением рубля мы этот барьер снижаем на 50% за пятилетку. То есть мы давно не то чтобы «вступили» в ВТО, просто нам вступление в ВТО давно не страшно. Упираться по поводу снижения или неснижения тарифных ставок и протекционистской защиты нужно только в том случае, если у тебя стабильная валюта. А если стабильность валюты потеряна или пока не найдена, значит, ВТО бояться не стоит.

-- Где критическая черта для укрепления рубля?

-- В этом году мы вышли на докризисный уровень. Когда за доллар платили 27--28 руб. -- это фактически соответствовало уровню 1997 года. А 26 руб. -- это уже более крепкий рубль, чем был до кризиса. Строгих критериев нет. Для 1997-го и этот курс был критическим при экономическом росте ноль процентов. Потом рубль девальвировал, и экономический рост подскочил до 10% сразу же в 1999 году. Представляете, как курс влияет на темпы экономического роста. Однако сегодня возвращение к докризисному весу рубля не привело к «обнулению» темпов роста, а лишь к снижению -- до 7%. Очевидно, экономическая политика, стабильность, администрирование дали отечественным предприятиям возможность обновить фонды, повысить производительность труда и справиться с ситуацией.

Теперь эксперты говорят, что дальнейшее укрепление рубля будет критическим. В этом году уже пострадали некоторые отрасли и виды товаров. Особенно тяжело это сказывается на сельском хозяйстве, потому что сельхозпродукты быстрее всего «прибегают» на наш рынок. Дешевле покупать импортный сыр, чем его производить. Порой приходится сокращать производство некоторых видов товаров. Хотя многие отрасли еще прекрасно себя чувствуют.

-- И все-таки когда надо по-настоящему пугаться? Когда темпы экономического роста упадут до нуля? Когда может наступить новый дефолт? Или больше такого не повторится?

-- Сейчас ситуация достаточно прочная. Если дальше укрепление рубля будет продолжаться по 8% в год, то можно, наверное, лет пять прожить без кризисов. Рассчитывая, что сама экономика себя сбалансирует.

-- А стоит ли?..

-- Правильно! Не стоит нам так испытывать судьбу! Поэтому мои усилия как раз и направлены на то, чтобы одновременно сдерживать и инфляцию, и укрепление рубля. Ведь укрепление есть производное от инфляции. Соответственно сдержанность в государственных расходах, и это признано самыми компетентными экспертами, один из наиболее эффективных инструментов в борьбе в том числе с укреплением рубля.

-- Перед Новым годом доллар небывало упал. Соответствует это экономической реальности или мы имеем дело с неким спекулятивным или сезонным эффектом?

-- Справедливо замечено, что у нас две тенденции совпали. Одна -- это укрепление рубля в отношении доллара (под напором наших государственных расходов и инфляции). Есть и вторая сторона укрепления -- это укрепление евро. Доллар падает по отношению к европейской валюте, а значит, и к рублю.

О том, что доллар будет падать, необычно смело заявил Международный валютный фонд полгода назад, чего раньше они так прямо себе не позволяли. Это был сигнал. Настолько уверенная позиция, что не побоялись ее опубликовать. Хотя понимали, что их авторитетное заключение само по себе подтолкнет других экспертов к прогнозам о дальнейших перспективах снижения доллара. Кстати, в уставные функции МВФ входит обязанность давать оценку валютной политике. Фонд должен оценивать риски мировых расчетов. И он объявил, что в ближайшие годы доллар упадет еще на 30%. Это большое падение, уменьшающее роль доллара как мировой резервной валюты. Конечно, эта роль еще долго будет сохраняться, но уже с некоторым недоверием. Это означает также, что многие люди будут диверсифицировать свои вложения в разные валюты ведущих стран мира. Не исключаю, что когда-то и цены на нефть могут перейти в другие валюты. Пока это сложно предугадать. Мировой рынок нефти не ограничивается только Россией, и сейчас ему доллар удобнее.

Так что падение доллара перед Новым годом не является таким уж случайным.

-- Тем не менее США прекрасно себя чувствуют. Граждане живут при низкой инфляции и сохраняют покупательную способность на прежнем уровне. Платежная ценность доллара в стране не нарушена.

-- Сегодня весь мир обсуждает, где та критическая черта, когда все сбросят доллар, чтобы не потерять хотя бы свои 10% сбережений в ближайшие три года. Безусловно, это неоднозначный процесс. Могу показать несколько серьезнейших исследований на эту тему. Но никто не знает, за какой чертой сброс доллара станет обвальным и приведет к реальному шоку мировой экономики и американской. Пока все считают, что усилиями Федеральной резервной системы будет произведено плавное парашютирование доллара. Шока не произойдет -- будет мягкая посадка.

-- А когда у нас произойдет плавная конвертируемость рубля, о которой президент говорил в своем послании Федеральному Собранию?

-- Формально конвертируемость наступила. Это как раз тот самый режим обмена рубля на доллар. Доверие к российским активам возросло, в этом году прямые иностранные инвестиции составили 23 млрд долл. по сравнению с 13 млрд в прошлом. Даже в повседневных целях вы сегодня можете найти в отдельных европейских городах, к примеру в Лондоне или Хельсинки, пункты обмена, где принимают рубли.

-- Но когда мы зафиксируем это на официальном уровне, вы встанете и скажете: господин президент, я, министр финансов, ваше поручение выполнил! Рубль конвертируемый!

-- Пункт выполнен! Могу встать и сказать: «Конвертируемость достигнута!»

-- Но хотелось бы в любую страну приехать и там свободно поменять рубли.

-- Не получится. Все дело в том, что вы не все конвертируемые валюты мира (их больше десятка) даже в Москве поменяете. Вам иены не везде поменяют.

-- Но россияне (почему бы и нет) желают видеть рубль среди таких валют, как евро и доллар, ну хоть когда-нибудь...

-- Это не так просто будет сделать, потому что доля российской экономики в мировой составляет всего 2,5%. Поэтому каждому банку в мире трудно держать всегда у себя в «обменнике» рубли. Не потому, что они непривлекательны, а потому, что доля расчетов в рублях мала. К слову, сейчас, после открытия нашего рынка в июле, американские и некоторые европейские банки открыли рублевые корсчета.

-- Ваша уверенность, что мы закончим год с инфляцией менее 9%, сохраняется?

-- Без сомнений.

-- Вы, как член кабинета министров, упорно, на протяжении всего года, несмотря на оппонирование коллег и замечания премьер-министра, говорили, что во главе экономической политики должна стоять борьба с высокой инфляцией. Вам -- про развитие, про то, что надо шире смотреть на вещи, а вы все про нее -- про инфляцию.

-- Многие мои коллеги, в том числе высокопоставленные, заблуждаются. Они считают, что если тратить деньги из бюджета на развитие, то можно добиться этого развития, даже если инфляция не снижается. Однако развития страны можно достичь, лишь сохраняя макроэкономическую стабильность.

Да и 9% -- это еще не та инфляция для страны, которая по-настоящему, хотя бы политически, решила добиться стабильности. Чтобы страна всерьез решила заняться развитием, необходимо, чтобы годовой уровень инфляции составлял 2%. Китай так решил. Казахстан. Пока еще не достиг, у него инфляция 5--7%, но они хотят свести ее к 3--4% за ближайшие три года.

-- Но вы тоже говорили о необходимости твердых 4%.

-- Тем не менее политическая воля оказалась недостаточной. Меня ругают, вы знаете, и при этом все время противопоставляют развитию борьбу с инфляцией. Так вот, борьба с инфляцией -- это и есть борьба за развитие. Я все время пытался объяснить это на самом простом примере: для развития нужна низкая ставка кредитования. А чтобы она не была убыточной, она не может быть ниже инфляции. И если инфляция 9%, то ставка кредитования будет выше минимум на 3%, чтобы покрыть расходы банков. Поэтому мы живем в условиях, при которых ставка кредитования у нас не может быть ниже 11--12%. А поскольку правительство не сделало борьбу с инфляцией главным мотивом своей экономической политики, то неизвестно, какой она станет и через три года. Сейчас правительство приняло новое решение о повышении тарифов на газ. Следом вынужденно повысило прогноз инфляции на ближайшие три года. Значит, она будет снижаться еще медленнее. Что в очередной раз говорит лишь об одном -- правительство не сделало главной своей целью борьбу с инфляцией.

-- Ваше упорство оправдало себя? Государству и народу стало лучше от вашей бесконечной борьбы?

-- Да. Несмотря ни на что, инфляция снижается. При поддержке президента, при усилиях МЭРТ многие антиинфляционные меры были приняты. Если бы не было жесткой позиции Минфина, то кредитно-финансовая политика сегодня не носила бы столь умеренный характер. Расходы ползли бы вверх еще быстрее.

-- Стабилизационный фонд для кого-то священная корова, для кого-то заманчивый ресурс. Вы считаете, он себя исчерпал в нынешнем виде. В своей недавней статье в нашей газете вы написали: «Стабфонд лишь частично сглаживает влияние сырьевых доходов на бюджет и экономику».

-- Конечно, фонд никакая не священная корова и должен тратиться тогда, когда это нужно. В законе это определено -- когда цена на нефть станет очень низкой. С учетом последних оценок, которые сделали и Минфин, и администрация президента, и независимые эксперты, нам нужно иметь накопленный резерв не менее 7--10% ВВП. Сегодня он 8%. Поэтому до сего дня не приходилось говорить о том, что надо тратить стабфонд. Сегодня все разговоры о том, что стабфонд чрезмерный, я вообще хотел бы отмести. Однако мы его начали тратить. Пока косвенно: увеличили цену отсечения с 2006 года. То есть в этом году мы потратили на 300 млрд руб. больше. А зачислили в стабфонд меньше. В следующем, 2007 году вместо того, чтобы дополнительные доходы нынешнего года перечислить в стабфонд, мы 136 млрд руб. 1 января отправим в бюджет... Но суть даже не в философии -- священна ли корова? А в том, что пока инфляция в стране 9%, тратить стабилизационный фонд нельзя!

-- Вам все равно придется ответить на вопрос: где тот светлый день, когда будет можно?

-- Когда годовая инфляция станет ниже 4%.

-- Вы заявили, что цена отсечения реально уже не 27 долл., а в этом году составила 36,3. Как это скажется на бюджете?

-- Прочность бюджета велика. Но опасность в том, что законодательно мы определяем одну норму для бюджета, а реально тратим совсем другие деньги. Поэтому нынешний механизм планирования доходов и расходов бюджета перестает быть прозрачным, и нам его надо менять. Следует вернуться к управлению реальной цифрой, а не номинальной по цене отсечения. Необходимо изменить законодательство. И Минфин внес такие предложения. Отныне мы предлагаем утверждать не цену отсечения, а тот постоянный трансферт от всех нефтяных доходов, который мы позволим себе тратить. Считаю, что такой механизм несет в себе больше возможностей.

-- Какова перспектива утвердить ваши предложения? Скажут: опять Минфин хитрит со сложными механизмами, вместо того чтобы взять и попросту увеличить цену отсечения.

-- Думаю, что сейчас уже все понимают: если правительство пытается увеличить расходы и под это меняет цену отсечения, то это самый плохой вариант. Взять хотя бы мнения аналитиков на рынке: они нас обвинили не в том, что мы тратим стабфонд, а в том, что мы слишком вольно меняем цену отсечения. Уверен, предложенный механизм больше отвечает требованиям рынка, он более прозрачен. Так что на счет наших предложений я спокоен. Мне кажется, в хитрости нас обвинить может кто-то лишь от непонимания.

-- Мэр Москвы Юрий Лужков же обвиняет...

-- Юрий Михайлович имеет некую особую позицию. Сначала предлагает слезть с нефтяной иглы, а потом немедленно на нее же влезть. Вероятно, он сказал то, что от него хотели услышать, потому и получилось два взаимоисключающих тезиса.

-- Он не единственный. Наступает год выборов в парламент. И как тут удержаться от желания вытрясти «кубышку»? У вас есть какие-то новые аргументы и защита помимо президента, чтобы не идти на новые дополнительные расходы?

-- Через три года мы накопим дополнительный резерв. У нас отпадет необходимость так оберегать стабилизационный фонд. Мы укрепим рубль настолько, что не будет актуальна проблема стерилизации. Избыточный приток нефтедолларов перестанет быть опасным, они будут уходить на оплату импорта. И тогда действительно можно перейти к более смелым тратам нефтяных накоплений. Правда, надо будет все-таки решить еще одну задачу, чтобы мы в годы резкого снижения цен на нефть не попали в ловушку. Но тогда ситуацию можно будет уже контролировать с помощью резервного фонда.

-- Счетная палата последнее время очень активна в своих проверках. Недавно дошла очередь и до Центрального банка. Но вы, как главный финансист страны, не выразили особого оптимизма на сей счет, не стали приветствовать эту проверку...

-- Не скажу, что у нас есть серьезные разногласия со Счетной палатой. Может быть, в последние дни так показалось, когда произошел между руководителями обмен некими высказываниями. У нас, у финансовых властей, есть понимание, что мы в каких-то случаях будем привлекать Счетную палату для проверки финансово-хозяйственной деятельности Банка России. Но в настоящий момент там уже идет проверка Генпрокуратуры. На предмет соблюдения закона о банковском надзоре, одновременно включающая и сферу финансово-хозяйственной деятельности. Необходимо закончить эту работу, получить результаты, изучить их. После чего обсудить, нужны ли другие проверки, в том числе других сфер деятельности ЦБ. При этом никто не отрицает и возможности проверки Центробанка Счетной палатой.

Кстати, каждый год Центральный банк обязательно проверяют независимые аудиторы как по международным, так и по российским стандартам. В итоге появляется очень подробный отчет. Последний раз он был с большим списком замечаний, которые мы обсуждали на последнем заседании Национального банковского совета и приняли все необходимые меры к их устранению. Отчет столь полный, что если придет Счетная палата, она, очевидно, его подтвердит. Так что мы сначала устраним имеющиеся замечания с пользой для дела, прежде чем переходить к новой проверке.

-- В ходе административной реформы структура правительства существенно изменилась. Вы были одним из сторонников проведения административной реформы. Давно все мечтали, чтобы министры стали влиятельными и самостоятельными. Вы именно в таком виде хотели проведения административной реформы? Или все-таки министрам по-прежнему не хватает власти и статуса?

-- Любая страна, чтобы поднять свою экономику, имеет один решающий инструмент. Это система государственного управления. Если такая система качественная, то страна быстро растет, достигает экономического чуда. Если качество государственного управления низкое, то страна даже при благоприятных обстоятельствах может все возможности растерять. Пример -- Венесуэла, которая так же, как и Россия, является нефтегазовой страной, а уровень жизни там невысокий. Потому что качество управления там одно из самых низких. Хотя это, как мы видим, не мешает популярности ее руководителей.

Когда мы начали административную реформу, я позволил себе публично сказать, что это лишь 10% той необходимой реформы, которая должна быть. И 90 ее процентов будут заключаться в отмене согласительных процедур, согласований, кучи подписей, бюрократических препон. Когда власть, я бы сказал, перестанет терроризировать население и своих предпринимателей всяческими административными барьерами. К сожалению, у нас реализация всех замыслов не завершена. Я бы даже сказал, что некоторые позиции, которые мы намечали в административной реформе, частично сданы. У нас появились совершенно непредсказуемые, странные агентства, службы. Они куда-то переведены, не координируются министрами и вообще живут самостоятельно.

Однако я не считаю, что министрам напрямую нужно управлять. И не соглашусь со многими своими коллегами, что следует подменять собою руководителей служб, агентств. При этом министр отвлекается, и существенно, от выполнения своих прямых обязанностей, а именно от разработки стратегии, нормативных актов по управлению. И это у министров занимает примерно 50% времени. В итоге они пытаются решить судьбу конкретного пакета акций, конкретного наказания какой-то отдельной компании или судьбу какого-то конкретного комплекса зданий. Это вообще не дело министров. Они должны заниматься экономической политикой в стране. То есть мы вместо того, чтобы сокращать государственные функции в нашей экономике, занимаемся рутинной хозяйственной деятельностью.

-- Вы неудобный министр. Слишком уж открыто заявляете свою позицию или свое несогласие. Конечно, по замыслу административной реформы слово «министр» должно звучать «гордо», но чувствуете ли вы себя на самом деле, с одной стороны, влиятельным, а с другой -- защищенным? Или ждете, что вас в любой момент могут уволить?

-- Я не жду, что меня отправят в отставку. По всем принципиальным вопросам у меня достаточно поддержки и правительства, и администрации президента, и президента.

А с точки зрения влияния на политику могу сказать: вполне незащищен. Моим мнением -- даже по ключевым вопросам, находящимся в прямом моем ведении, -- могут пренебречь. Такое случается. Что не соответствует распределению полномочий в правительстве, а значит, и принципам административной реформы. И это, в свою очередь, негативно влияет на качество управления. Если мой коллега из другого влиятельного министерства не может принять решение по тем вопросам, которые находятся в его компетенции, а они принимаются не знаю где -- где угодно, в совете директоров какой-то крупной монополии например, -- это значит, что система дает сбой.

-- Что будете делать, когда перестанете быть министром?

-- Сначала пойму, могу ли я заниматься бизнесом. Если нет, то у меня всегда остается любимая сфера, прилагая усилия в которой я всегда получаю удовольствие, -- научная работа.