Несмотря на то что фавориты и любимчики существуют при любом правителе, как институт фаворитизм появляется в России, вероятнее всего, при Петре I. Парадокс, но фаворитизм возникает, с одной стороны, в условиях слабости государственных институтов, а с другой -- тогда, когда самодержавие начинает масштабное реформирование страны. Петр был, по сути, лишен серьезной поддержки как в обществе, так и среди представителей доставшегося ему от предков аппарата власти. Понятно, что великий реформатор мог опираться в своих начинаниях только на преданных ему людей, чья компетенция ограничивалась степенью доверия их покровителя. Примером тому служит история взаимоотношений Петра I с Александром Даниловичем Меншиковым, который был близким другом царя и одним из его главных сподвижников. При этом «полудержавный властелин» до конца жизни своего великого покровителя оставался в каком-то смысле на положении холопа, которого император время от времени грозился отправить, как в юности, торговать пирожками.

Опираясь на особо приближенных к себе лиц, Петр не оставлял идею создания в стране регламентированной системы управления, своеобразной «вертикали власти». Именно при нем начинает расти русская бюрократия, которая, не давая немедленного результата, тем не менее продолжала расширяться, получая все новые и новые функции. При этом бюрократические институты вступали в сложное взаимодействие с любимцами монархов.

Оказывая непосредственное влияние на монарха, фавориты могли добиться любого решения. Пылкая любовь Анны Иоанновны дала выходцу из обедневших прибалтийских дворян Эрнсту Иоганну Бирону практически неограниченную власть. К нему обращались за покровительством и поддержкой. Среди просящих бывали и чиновники, которые нередко оказывали своего рода «посреднические услуги». Цепочка такого рода «посредничества» вскоре протянулась от самых низших чиновников до высших представителей власти. Наличие «надзаконной» власти в лице фаворита неизбежно вело к появлению коррупции.

История фаворитов Екатерины II интересна тем, что государственнические качества были присущи не всем ее любимцам, а вот тягой к воровству отметился каждый. Вслед за князем Г.А. Потемкиным, который остался в истории не в последнюю очередь благодаря своим многочисленным заслугам перед страной, «комнату фаворитов» занял молодой гвардеец Платон Зубов. Он был обделен талантами своего предшественника, зато воровал с еще большим рвением. Любопытно, что чиновники всех уровней были едва ли не больше всех заинтересованы в сохранении такой системы принятия решений, ведь она предоставляла им огромное пространство для разного рода махинаций.

Не менее консервативны зачастую были и сами фавориты. Это и понятно. Положение любого из них при любом дворе, как бы оно ни было прочно в данный момент, все время находилось под угрозой. Оно зависело исключительно от благосклонности монархов, поэтому фавориту приходится всегда быть начеку, проявлять гибкость и осторожность. Главное его оружие состояло в умении потакать покровителю, предугадывать его желания, уметь создать атмосферу собственной незаменимости. Искусство фаворита в том и состояло, чтобы монарх выполнял его волю, оставаясь в убеждении, что это его собственная воля.

Фаворит по определению -- временщик и более, чем кто-либо, это понимает. Поэтому именно фавориты в наибольшей степени заинтересованы в том, чтобы сохранился тот режим и тот монарх, благами и покровительством которого они пользовались. Так что не случайно желание того же Распутина подчинить себе наиболее активных людей из окружения Николая II. Не поддававшиеся влиянию «старца» становились его врагами, и вскоре их ждала царская немилость.

Подобная ситуация, кстати, была едва ли возможна в Западной Европе. Любопытно, что при французском дворе с XV века существовала даже «должность» официальной фаворитки, в которую король посвящал в присутствии всего двора. Фаворитка Людовика XV, ненавистная мадам Помпадур, которая осталась в истории символом фаворитизма, была столь нелюбима из-за своего желания нарушить традиционную систему сдержек и противовесов, в которой фаворитка не имела права претендовать на большее, чем благоволение к себе и своим родственникам. Вопиющий для Франции случай был нормой для России.

Очень быстро фаворитизм становится неотъемлемой частью русского самодержавия. Фактически всегда существовало закулисное, альтернативное правительство, которое было зачастую сильнее, чем правительство институциональное. Порой оно могло стать союзником царя в проведении реформ, как, например, «Негласный комитет» Александра I, состоявший из молодых единомышленников царя. Но недолгая история «Комитета», ни один из проектов которого так и не был проведен в жизнь, лишний раз подтверждает, что куда органичнее была придворная «камарилья». Состоящая из наиболее развращенных и циничных людей, она стремится прежде всего сохранить все свои привилегии, не особенно обращая внимания на средства достижения этой цели. Судьба «Негласного комитета», равно как и очень быстрое отстранение Александром I от власти выдающегося реформатора М. Сперанского, на место которого пришел преданный А. Аракчеев, демонстрирует еще одну характерную черту фаворитизма. Самостоятельность фаворита относительна: стоит ему предложить ту или иную идею, не укладывающуюся в ментальность своего покровителя, -- и благосклонность моментально улетучивается.

Говоря о Распутине, следует заметить, что он не был фаворитом в привычном смысле этого слова. В отличие от любимцев предков Николая, он претендовал на роль наставника государя. Похожие отношения сложились между отцом последнего императора Александром III и К. Победоносцевым. Но трагизм ситуации заключался в том, что как Николай был не слишком удачной копией своего отца, так и «старец» лишь отдаленно напоминал теоретика русского консерватизма. Пародийность ситуации подчеркивает и то обстоятельство, что оба наставника занимали должности во властной иерархии. Но если Победоносцев был обер-прокурором Священного синода, то есть фактическим главой государственной русской церкви, то обладавший огромным влиянием Распутин был всего лишь «возжигателем дворцовых лампад». Монархия теряла уверенность в себе и нуждалась в советчиках, но вот качество выбора оставляло желать лучшего, что само по себе является свидетельством кризиса, в котором она оказалась.