Теоретической платформой II Московской биеннале современного искусства стала организованная ее комиссаром Иосифом Бакштейном совместно с сокуратором Даниэлем Бирнбаумом и издательской программой «Интеррос» научная конференция «Создавая мыслящие миры». Конференция стала своеобразным мозговым штурмом очень сложной и плохо структурируемой в сознании артобщественности темы биеннале: «Примечания. Геополитика. Рынки. Амнезия».

Собрался цвет российской и западной постклассической и политической философии: Шанталь Муфф, Бернар Стиглер, Валерий Подорога, Жак Рансьер, Саския Сассен, Михаил Рыклин, Борис Кагарлицкий. Как и следовало ожидать, главная полемика развернулась по поводу пространства и границ современной философии. Доклады объединялись темами «Философия и образование понятий», «Универсальность, причина, случайность», «Пределы эстетики». Путеводной звездой был выбран левый дискурс постструктуралистской философской традиции, идеологи которого хорошо известны: Деррида, Делез, Барт, Фуко, Лакан, Жирар, Симондон. Правила бал французская традиция современной гуманитарной мысли и языковой критики. И вот что интересно, слушая доклады именитых философов (политологов, культурологов, социологов), я вдруг подумал о главном и самом обаятельном свойстве французской культуры: умении тестировать натяжение поверхности Бытия.

Неомарксистские идеи так или иначе, прямым или отраженным светом мерцали в докладах Бернара Стиглера, Шанталь Муфф, Жака Рансьера, Михаила Рыклина. Бернар Стиглер посвятил доклад концепции «индивидуации», принятой социологом Жильбером Симондоном. Индивидуация отличается от индивидуальности тем, что хранит память универсальных, не ставших личными родовых способностей человека. Это возможность языка без частной речи. Симондон и Стиглер считают, что индивидуация помогает предотвратить поглощение единичного коллективным. «Именно столкновение с коллективностью позволяет отчеканить сингулярное, довести индивидуацию до ее возможного предела. В отличие от центростремительной коллективности «народа» коллективность множеств означает высший уровень индивидуации, что делает невозможным передачу полномочий суверену (государству)». О том, как марксистская концепция универсального товара работает в сегодняшнем мире, объясняя его ужасы и мерзости, рассказывал Жак Рансьер. Общество потребления давно апроприировало самые радикальные методы борьбы с ним, даже тот самый левый дискурс. «Протест против товаров макетируется как продажа товаров». Досталось и художникам: универсальность протеста абсорбируется идеей универсальности товара, в том числе и в сфере искусства. Применительно к сегодняшнему миру Рансьер ввел понятие «демократический терроризм»: свободы нет, есть свобода и права потребителя.

Шанталь Муфф защищала свой проект «радикальной демократии», основанной на признании изначального разрыва, антагонизма социального, невозможности символизации, тотализации этого понятия. Следствием должно быть признание неразрешимости конфликтов, а выводом -- толерантность и терпимость по отношению к оппоненту. Михаил Рыклин говорил о проблематичности важнейшего качества актуального искусства -- его «событийности». Событийные зрелища, инсценированные политиками и транслируемые в СМИ (опять же как тут не вспомнить «Общество спектакля» марксиста-француза Ги Дебора, у которого спектакль режиссируется и контролируется системой потребления товаров), по своему воздействию (чаще бесчеловечному, преступному и циничному, но очень сильному, пассионарному) оставляют событийность интеллектуальных художественных акций далеко позади.

Слушал я звезд левого дискурса и вдруг вспомнил про водомерок. Эти чудесные насекомые ходят по воде, аки посуху, и изумительно точно выверенным балансом сил испытывают на прочность натяжение поверхности мироздания. Французская художественная мысль давно уже измеряет пространственное натяжение Вселенной. Вспомним конструкцию готических соборов с ребрами-лапками, что развоплощают плотность и утверждают энергию касания. То же и в неклассической философской традиции. Скользя по разным доктринам, мысль измеряет их поверхностную протяженность, проверяя по ходу дела наличие порезов, щелей, дыр, конструктивных просчетов и мусорных наслоений. О первостепенном значении поверхности в топологии мироздания писали и Делез, и Деррида. Деррида элиминировал границу между поверхностью и глубиной. Делез утверждал, что любая наука продвигается лишь вдоль занавеса, вдоль границы. Симондон считал, что живое живет на пределе самого себя, на собственном пределе; полярности жизни существуют на уровне мембраны: «Все содержание внутреннего пространства находится в топологическом контакте с содержанием внешнего пространства на пределах живого» («Индивид и физико-биологический генезис», 1964).

И вот на конференции нам было явлено изощреннейшее, виртуознейшее поверхностное натяжение существующих многочисленных философских, экономических, социологических, языковых парадигм в попытке измерить тот самый семиотический велум, что вскоре накроет пространство II Московской биеннале. Великие водомерки сделали свое дело, но некоторые представители нашего арткомьюнити остались в недоумении. Возможно, потому, что в России поверхностным натяжением философских частиц мироздания заниматься не привыкли, а привыкли «зрить в корень» и говорить «по существу» -- о биеннальском бюджете, например.