Последние годы своей жизни Мария Федоровна провела на родине, в Дании. Этот период ее жизни довольно подробно описан в мемуарах ее младшей дочери-- великой княгини Ольги Александровны. Мемуары эти были записаны Я. Ворресом и переизданы в 2004 году издательством "Захаров". Выдержки из этих мемуаров и некоторые комментарии мы и предлагаем вниманию наших читателей с любезного согласия издательства.

Счета за электричество

Данию великая княгиня любила с детства. Фреденсборг и Копенгаген запомнились ей еще с тех далеких лет, когда там, под кровом ее гостеприимного деда, короля Христиана IX, собирались чуть ли не все королевские семьи Европы.

Но все это осталось в прошлом. Теперь же шел 1920 год. Вдовствующая императрица Мария Федоровна жила в одном из флигелей королевского дворца Амалиенборг в непосредственной близости от покоев племянника, короля Христиана X, который не скрывал неприязни к своим обездоленным родственникам.

-- К счастью, другие представители королевской фамилии и датский народ не разделяли его отношения к нам, -- говорила великая княгиня, -- иначе я даже не представляю себе, как бы мы смогли все это вынести. Я и сама не понимаю, как только мы терпели все эти унижения. Королева Александрина, которую мы звали Адин, однажды расплакалась: так ей было стыдно за своего мужа.

Ольга Александровна вспоминала, как однажды вечером, когда они с матерью сидели в гостиной дворца и спокойно вязали, дверь открылась, и вошел королевский слуга. Ему явно было не по себе. Смущаясь, он едва слышно пробормотал: «Его величество прислали меня попросить вас выключить свет. Он хочет уведомить вас, что счет за электричество, который ему пришлось оплатить, оказался слишком велик». Императрица Мария Федоровна побледнела как полотно, но ничего не ответила. С царственным видом она вызвала одного из собственных лакеев и в присутствии королевского посыльного велела ему осветить дворец от подвала до чердака!

-- Король иногда даже прогуливался по комнатам, где, естественно, каждый предмет обстановки и большая часть декоративного убранства принадлежали ему. Помню, как он все время осматривался по сторонам, -- рассказывала Ольга Александровна. -- Если ему вдруг казалось, что недостает какой-нибудь безделушки или миниатюры, он, не стесняясь, спрашивал у мамы, уж не заложила ли она ее. Было так обидно, что нет слов.

Финансы беженцев

Дело ухудшала бездумная щедрость императрицы. Тысячи русских эмигрантов писали ей со всех концов света, просили о помощи, и Мария Федоровна считала своим долгом удовлетворять все их просьбы.

-- Маме не приходило в голову, что средств едва хватает на то, чтобы содержать собственную семью, -- продолжала свой рассказ Ольга Александровна. -- Я не могу ее строго осуждать. Всех эмигрантов, к каким бы классам они ни принадлежали, она считала одной семьей. К тому же никто из нас, исключая моего отца, не отличался практичностью.

Однако финансовая помощь, которую императрица-мать направляла во все уголки света, не была пределом щедрот. Несколько знатных эмигрантов приехали в Данию и постепенно каким-то образом прилепились к крохотному двору в Амалиенборге. Императрица никому не отказывала. Какое-то время многие состоятельные друзья Марии Федоровны оказывали ей денежную поддержку, но ситуация с каждым днем ухудшалась. В конце концов один из ее друзей, американец датского происхождения, откровенно заявил императрице, что долго так продолжаться не может.

Шкатулка под кроватью

После того как королю Христиану X стало известно о бедственном положении его тетки, он сказал, что она могла бы продать свои драгоценности. Дело в том, что вдовствующей императрице удалось вывезти в Данию шкатулку с драгоценностями. В Амалиенборге она держала ее у себя под кроватью. Время от времени, когда на нее нападала тоска, она открывала то один, то другой футляр и извлекала все эти жемчужины, бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды. За исключением бриллиантовой броши, которую подарил ей Александр III в день их бракосочетания, императрица больше не носила драгоценности. Однако эта шкатулка, содержащая невероятные сокровища, переливавшиеся всеми цветами радуги, была последней связью с былой роскошью и блеском семьи Романовых, и Мария Федоровна даже подумать не могла о том, чтобы расстаться с самой пустяковой безделушкой.

Дело кончилось тем, что ей на помощь пришел английский племянник, назначив «дорогой тетушке Минни» ежегодную ренту в десять тысяч фунтов стерлингов. Король Георг V также обратился с просьбой к сэру Фредерику Понсонби принять необходимые меры к тому, чтобы двор его тетушки оставался платежеспособным. Понсонби, в свою очередь, попросил отставного датского адмирала Андрупа, давнего друга императрицы, попытаться убедить старую даму соразмерять свои расходы с теми средствами, какими она располагает. Задача была не из легких, но адмирал превосходно справился с нею.

Одна из первых мер, рекомендованных адмиралом, заключалась в том, чтобы сменить резиденцию. Императрица Мария Федоровна и ее двор -- к нескрываемому облегчению Христиана X и к их собственному, хотя и не столь демонстративно выраженному удовольствию -- переехали во дворец Видере. Там было достаточно места для императрицы и ее свиты, зато содержание дворца обходилось гораздо дешевле, чем в Амалиенборге. Видере, построенный тремя дочерьми Христиана IX, являлся их совместной собственностью, но королева Александра и герцогиня Кемберлендская уступили его своей сестре.

Процесс против большевиков

Король Христиан X продолжал унижать свою тетку. Однако подчас она со своим спокойным достоинством давала ему отпор. Один подобный инцидент произошел во время государственного визита короля и королевы Италии. Христиан X не собирался приглашать своих бедных родственников ни на банкет, который должен был состояться во дворце, ни на другие празднества. Он только сообщил по телефону, что в один из ближайших дней приедет в Видере вместе со своими гостями из Италии. Во дворце гостей встретил не камергер и даже не управляющий или дворецкий, а простой лакей, который заявил:

-- Ее императорское величество искренне сожалеет, что по причине недомогания она сегодня не принимает.

Король Христиан был взбешен. А ведь решение его тетки было отчасти ответом на его собственную грубость, но главным образом объяснялось тем, что незадолго до этого Италия признала советское правительство.

-- Эпизод этот не слишком-то обрадовал нас, -- с грустью проговорила великая княгиня. -- Нам так хотелось увидеться с королевой Еленой. Она родилась в Черногории, выросла и получила воспитание в России, и мы все ее любили, но мама осталась непреклонной.

Надо сказать, она была настолько откровенной в своих высказываниях, что мы постоянно опасались, что ее могут похитить красные. Кажется, в 1925 году большевики заявили, будто русская православная церковь при посольстве императорской России в Копенгагене является их собственностью. Датское правительство удовлетворило их претензию, и большевики заняли помещение церкви, присоединив ее к своему консульству. Все эмигранты страшно расстроились, но мама не захотела смириться с поражением. Она воспользовалась услугами одного из лучших адвокатов Дании, добилась пересмотра дела в Верховном суде и выиграла его. В это время она тяжело страдала от люмбаго и артрита, но ничто не смогло помешать ей присутствовать на первой же литургии, которую отслужили в храме после его повторного освящения.

Состояние Романовых

Легенда (о значительном состоянии Романовых, якобы хранившемся в зарубежных банках. -- Ред.) не имела под собой никакого основания. Ольга Александровна заявила, что все Романовы сняли все свои средства со счетов в зарубежных банках для того, чтобы помочь России в ее военных усилиях. В частности, хранившиеся в зарубежных банках средства государь использовал на закупки оборудования для госпиталей и лазаретов. Нельзя было получить лишь суммы, хранившиеся в берлинском банке. Они составляли несколько миллионов, но после поражения Германии и обесценения марки на эти миллионы можно было купить разве пачку сигарет.

-- По этой причине никто из нас, кому удалось уцелеть, не располагал средствами, которые позволили бы нам сносно жить в изгнании. Слухи об этом «состоянии» распространялись особенно настойчиво вскоре после появления госпожи Андерсон(Лже-Анастасии - Ред.) в Берлине в 1920 году. Назывались астрономические цифры. Все это звучало нелепо и ужасно вульгарно. Неужели мама приняла бы пенсию от короля Георга V, если бы у нас были какие-то деньги в Англии? Это просто не имеет смысла.

Последние годы

В конце 1928 года в Сандрингеме скончалась королева Александра. Обе сестры были словно близнецы, если бы не разница в возрасте. Смерть эта явилась непоправимым ударом для императрицы Марии Федоровны. Сначала известие о смерти просто ошеломило ее. Но после того, как она оправилась от потрясения, императрица стала выглядеть потерянной. Чуть ли не на следующий день она сдала под бременем лет. Она ослабела. Утратила вкус к жизни. Перестала выезжать в свет. Последние три года жизни императрица, по существу, была узницей Видере.

Три эти года были очень тяжелыми для великой княгини. Ее мать, несмотря на многочисленные недомогания, отказывалась от всякой медицинской помощи. Она стала с подозрением относиться к своим фрейлинам и всей прислуге и требовала, чтобы дочь постоянно находилась при ней. У Ольги Александровны почти не оставалось времени на мужа и детей. С каждой неделей, с каждым месяцем престарелая императрица все больше погружалась в прошлое.

-- Мама никогда не говорила ни о Ники, ни о детях, хотя целыми часами разглядывала их фотографии, находившиеся во всех уголках ее спальни. Затем она стала беспокоиться о своей шкатулке с драгоценностями. Была убеждена, что за ней охотятся злоумышленники, и велела спрятать ее под кровать, выдвигая ее оттуда время от времени. Иногда ненадолго приезжала из Англии Ксения, и мы обе просили мама подарить нам что-нибудь на память, но она всякий раз отказывала. Думаю, ей было отлично известно, что ни одна из ее дочерей не обладает практической сметкой. Она лишь неизменно повторяла: «Когда меня не станет, вы получите все». Разумеется, никакого золота Романовых в английских банках не было, зато в маминой спальне в Видере хранилось целое состояние. Я нередко замечала, с какой тревогой она смотрит на эту шкатулку. Мама словно предвидела, сколько неприятностей будет связано с нею.

Императрица Мария Федоровна была права. Разумеется, Романовых никак нельзя было назвать практичными людьми. У Ольги Александровны не оказалось верной горничной, в отличие от великой княгини Ксении Александровны -- той удалось вывезти из России большую часть драгоценностей. В коллекцию входили ее знаменитые черные жемчуга, однако, судя по словам Ольги Александровны, сестра лишилась почти всего, доверив продажу этих бесценных сокровищ посторонним лицам, по вине которых сделка оказалась неудачной.

Последние годы жизни императрицы Марии Федоровны были омрачены настояниями родственников, чтобы она рассталась со своей знаменитой коллекцией. И действительно, в ее распоряжении было сокровище, стоимость которого многократно возросла благодаря нескольким великолепным ювелирным изделиям, унаследованным ею от покойной сестры, королевы Александры. Вскоре весьма прозрачные намеки стал делать король Христиан X, рассчитывавший получить свою долю после продажи драгоценностей. Великий князь Александр Михайлович, обосновавшийся во Франции, в своих письмах убеждал вдовствующую императрицу, чтобы та если не продала, то, по крайней мере, заложила бы свои драгоценности. Это позволило бы семейству открыть бумажную фабрику, которая, по словам великого князя, принесла бы баснословные прибыли всем Романовым. Находившаяся в Англии великая княгиня Ксения Александровна оказалась в бедственном положении, выход из которого она видела лишь в продаже своей доли сокровищ. Короче говоря, шкатулка императрицы Марии Федоровны интересовала всех...

...В своем письме английский король Георг V рекомендовал своей «дорогой тетушке Минни» поместить драгоценности в банковский сейф в Лондоне. Он также обещал лично проследить за подготовкой и соблюдением условий продажи. Однако Мария Федоровна упорно отказывалась расставаться со своей шкатулкой, несмотря на все аргументы родственников. Знаменитая шкатулка продолжала оставаться в спальне до самой смерти хозяйки.

В октябре 1928 года императрица Мария Федоровна впала в коматозное состояние. Приехавшая из Англии за неделю до этого дочь Ксения и Ольга трое суток не смыкали глаз, дежуря у постели матери. 13 октября императрица скончалась, не приходя в сознание.

Прах ее отвезли во дворец Амалиенборг. Окончательное решение относительно похорон оставалось за королем, который сначала заявил, что нет необходимости устраивать его тетке, бывшей императрице, торжественные похороны. Сам по себе факт этот не имел бы большого значения для ее дочерей, однако они усматривали в этом оскорбление сана и достоинства своей матери.

-- В конечном счете, -- заметила Ольга Александровна, -- кузену пришлось изменить свое решение под давлением общественного мнения.

Однако, неохотно дав разрешение на торжественные похороны, король обставил его рядом неприятных условий. Одно из них заключалось в том, что отцу Леониду Колчеву, духовнику покойной императрицы, не разрешили появляться в соборе в облачении православного священника -- из опасения, что потом и католики потребуют для себя права совершать богослужения в протестантском храме. Это, однако, не смутило преданного священника. Отец Колчев сумел проникнуть в собор, надев поверх своего облачения длинное пальто, и прочитал русскую молитву у гроба императрицы.

Гроб, задрапированный пурпуром, был доставлен в собор Роскилд, традиционное место погребения членов датской королевской фамилии. В последний раз на несколько дней вновь ожили блеск и величие императорской России, когда воздавались почести русской царице. Были представлены все владетельные дома Европы и сотни русских эмигрантов, в том числе многие представители дома Романовых.

-- Какая ирония в том, что многие из них даже не вспоминали о маме в годы изгнания. Однако все они поспешили на ее похороны -- даже мой кузен Кирилл, у которого должно было бы хватить приличия воздержаться от приезда, -- угрюмо заметила Ольга Александровна.

Сокровища императрицы

Каких-то два или три дня спустя после похорон Ольгу навестил король Христиан X с единственной целью -- удостовериться, что драгоценности ее матери по-прежнему находятся на пути в Лондон.

В своих мемуарах сэр Фредерик Понсонби рассказывает, что он получил указание от короля Георга V доставить драгоценности в Англию для сохранности. Понсонби обратился к сэру Питеру Барку с просьбой отправиться в Данию.

Понсонби далее пишет о приезде Барка в Копенгаген и о встрече с обеими великими княгинями. Барк объяснил им, что прибыл по поручению короля, который находит целесообразным отвезти драгоценности в Лондон, где они будут храниться в банковском сейфе до тех пор, пока сестры не решат, как ими распорядиться. По словам Понсонби, обе сестры согласились с этим предложением. Шкатулка с драгоценностями в их присутствии была опечатана, доставлена в британское посольство в Копенгагене, а затем отправлена в Англию.

Однако мне Ольга Александровна сказала, что эпизод, описанный Понсонби, расходится с действительностью. На самом деле с Барком она не встречалась, шкатулка в ее присутствии не опечатывалась и не увозилась. О договоренности знала лишь ее сестра Ксения.

-- Я ни о чем не подозревала, пока на следующий день Ксения не сообщила мне, что шкатулку уже увезли из Дании. Мне дали понять, что меня все это мало касается, поскольку я замужем за человеком простого звания.

История со шкатулкой, очевидно, проложила глубокую пропасть между сестрами.

Положение Ольги оказалось еще более унизительным, поскольку она оставалась в Дании, а Ксения поспешила вернуться в Англию. Она присутствовала при вскрытии шкатулки в Букингемском дворце, когда Понсонби имел первую и последнюю возможность оценить хотя бы на глаз сказочное богатство, прежде чем оно рассеялось. Драгоценности оказались еще более великолепными, чем он вначале предполагал. «Были извлечены нитки самых восхитительных жемчужин, все в соответствии с их размерами. Самые крупные были величиной с вишню... -- писал он в своих мемуарах. -- Затем разложили изумруды, крупные рубины и сапфиры...»

Оценку произвела фирма «Хеннель и сыновья», которая была готова предложить аванс в сто тысяч фунтов стерлингов в счет оплаты содержимого шкатулки. По словам Понсонби, «впоследствии эти драгоценности были проданы за триста пятьдесят тысяч фунтов».

Король Георг V попросил сэра Эдварда Пикока, директора Английского банка, позаботиться о финансовом положении обеих своих кузин. После смерти великой княгини Ольги Александровны в 1960 году сэр Эдвард сообщил мне, что сумма, доверенная ему в 1929 году, составляла ровно сто тысяч фунтов стерлингов, из которой приблизительно шестьдесят тысяч получила Ксения, а остальное -- Ольга Александровна. Однако, судя по мемуарам Понсонби, разница между этой суммой и суммой, вырученной за драгоценности, составляла двести пятьдесят тысяч фунтов. Я указал на это несоответствие сэру Эдварду Пикоку, но он не смог внести ясность, заявив, что, возможно, сэру Фредерику Понсонби в данном случае изменила память.

Едва ли, однако, дело обстояло именно так. Сэр Фредерик Понсонби мог ошибаться в незначительных деталях, но едва ли он мог не знать общей стоимости романовских сокровищ. Кроме того, ни для кого не секрет, что драгоценности стоили во много раз дороже, чем сто тысяч фунтов. Некоторые, в том числе сэр Питер Барк, оценивали их минимум в полмиллиона фунтов стерлингов. Сомневаться относительно суммы, выплаченной обеим сестрам, указанной в заявлении сэра Эдварда Пикока, нет оснований. Поэтому тайна исчезнувших двухсот пятидесяти тысяч стерлингов и поныне остается неразгаданной.