Похожий на всех предшественников вместе взятых народный художник Российской Федерации, член-корреспондент Академии художеств (и все это в неполные сорок лет) Василий Нестеренко с убийственной серьезностью воспроизводит классиков. Чуть трансформированные композиции Нестерова и пейзажи Пластова в его картинах узнаются так же легко, как в огромном рисунке -- микеланджеловский Давид. Святая уверенность, что все лучшее позади, все прекрасное уже было, остается следовать, повторять, наддавать пафосу, позволяет не стесняться таланта копииста. Нестеренко не подражает стилю любимых художников, он, как записной постмодернист, берет что под руку попало -- благо современная техника позволяет использовать классическое наследие с недоступной предыдущим поколениям свободой. В государственнического толка патриотизме исторических полотен, в передвижнического разлива пейзажах, академически холодноватых религиозных картинах невозможно найти живую интонацию самого художника -- будто его и вовсе не существует. Пусть другие ценят индивидуальность, новаторство -- в официальной версии российской культуры нет ничего лучше незабытого старого. Наше начальство любит заказывать то, что уже сто раз было, наскоро приспособив к нужной теме -- крымской, полтавской, евангельской, благо есть под рукой художники, находящиеся в постоянной боевой готовности. Непонятно какой революцией отмобилизованный и призванный Нестеренко бряцает оружием с удовольствием ребенка и агрессией потерявшего страну ветерана.

Выставка Василия Нестеренко в Академии художеств согласно пресс-релизу «знаменует важную для автора дату -- десятилетие с момента организации его первой персональной выставки в тех же залах в 1996 году». С тех пор художник показывал работы и в администрации президента, и в самом большом зале города -- Манеже. У Нестеренко в отличие от его старших товарищей Шилова и Глазунова пока нет своего музея, но скоро будет, в отличном месте на Арбате, 44. Впрочем, наличие собственных музеев не убережет публику от выставок любимцев начальства. Следующей в Академии художеств будет выставка Шилова -- будто мало ему собственного музея, для которого строят уже вторую порцию залов. Уже и вопросов не возникает, отчего решили передать огромные провиантские склады Музею истории Москвы, располагающему очень скромной коллекцией и еще более скромным интеллектуальным, кураторским потенциалом: художникам, определяющим культурную политику московского правительства, тесно в собственных музеях, они готовы заполонить любые пространства. О вкусах, конечно, не спорят, тем более о вкусах начальства. Но даже императоры всея Руси не позволяли себе поощрять художников на государственные деньги, даже Иосиф Сталин ограничивался премией своего имени, не открывал любимцам музеи и поддерживал определенную конкуренцию в рамках определенной концепции. В наши же, считающиеся демократическими времена, московская культура, соединившись с формально независимой академией под эгидой Зураба Церетели, существует будто в безвоздушном пространстве, соединяя размах эпохи диктатуры с широтой, не снившейся скромному купцу Третьякову. Мало собственных музеев и залов академии -- в Третьяковке скоро откроются сразу две выставки автора многочисленных памятников Александра Бурганова (тоже обладателя немаленького музея, содержащегося на московские деньги). На старой территории в Лаврушинском поставят скульптурные портреты деятелей искусств, на Крымской набережной устроят выставку графики, живописи и другого творчества не только самого Бурганова, но и его подросших детей -- в этом есть логика, ведь ремесло в отличие от искусства можно передавать по наследству.