Часто приходится слышать, что у России сегодня нет союзников, что от нас отвернулись все. Эта мысль имеет под собой определенные основания, но нуждается в более внимательном рассмотрении.

До краха СССР и мировой коммунистической идеи Россия искала союзников, основываясь на идеологическом признаке. Этими союзниками были те страны или политические движения и партии, которые симпатизировали коммунизму. Построение социализма в одной отдельно взятой стране породило интересную ситуацию: Советская Россия как оплот международного коммунистического движения и столица Третьего Интернационала выступала в двух ипостасях: реализация конкретных национальных геополитических интересов осуществлялась во имя сверхнациональной идеи -- мировой революции. Идеологический признак в определенных случаях создавал ряд серьезных препятствий для усиления влияния СССР, особенно в регионах третьего мира, где преобладали религиозные настроения (в частности, в Афганистане, Иране, арабском мире и т.д.), но вместе с тем расширял базу потенциальных союзников. Миллионы людей, целые страны и крупные партии во всем мире работали на СССР как на державу отнюдь не из-за симпатии к «русским», но в силу приверженности той идеологии, которая одержала победу именно в нашей стране.

Нечто подобное было справедливо и в отношении другой сверхдержавы -- США. Не столько симпатия к самой Америке, сколько восхищение либерально-демократической моделью и ее эффективностью, своеобразное «очарование гиперкапитализмом» привлекало к этой стране взгляды большой части человечества. Соединенные Штаты предлагали и предлагают до сих пор миру не просто самих себя, но свою модель, которая претендует на универсальность и теоретически может быть привита в любой точке мира.

Конец СССР -- утрата универсального языка

После распада СССР Россия действительно оказалась в тяжелой ситуации -- она утратила универсализм (пусть ограниченный) советского языка, но и на пути копирования американской модели столкнулась с такими сложностями, что была вынуждена, будто обжегшись, отшатнуться от США, которые со своей стороны и сами не спешили заключить новую демократическую Россию в свои объятия и на всякий случай недоверчиво расширяли границы НАТО все дальше на восток, намереваясь переварить Россию только по частям и только после того, как она окончательно перестанет быть опасной. В такой ситуации Россия осталась одинокой -- ее вчерашние противники никак не хотят становиться настоящими друзьями, а от вчерашних союзников мы сами брезгливо отвернулись. При этом универсализм социалистической идеи был отброшен, а национальная идея не выработана.

В такой ситуации трудно говорить о друзьях даже теоретически: они возникают только тогда, когда страна предлагает другим какую-то ясную и внятную общую модель, геополитический план или хотя бы как минимум стройную и непротиворечивую собственную национальную стратегию, по отношению к которой можно было бы определяться. Увы, ничего подобного в современной России нет, и мы одиноко стоим в непонятном и стремительно меняющемся мире. Чтобы говорить о друзьях или же окончательно отказаться от таковых, необходимо вынести базовое решение относительно самих себя. Сейчас такого решения нет, но сила событий такова, что тянуть с этим дальше невозможно. Мы просто вынуждены определиться в этом вопросе. Политика начинается там, где четко определяется пара друг--враг. И если мы не выработаем в кратчайшие сроки своей политики, нам просто жестко навяжут чужую.

Проект «американской империи» для России неприемлем

Какие решения теоретически возможны? Россия может либо примкнуть к какому-то существующему наднациональному проекту, либо закрыться в глухой изоляции в рамках государства-нации, либо напрячься и выдвинуть свой собственный проект, конкурентный на фоне других наднациональных моделей.

Существующие наднациональные проекты таковы. Первый проект: мировая американская империя, так называемая «благожелательная империя» (benevolent Empire) Кэйгана и Кристола. Этот проект вовсю реализуется США начиная с 90-х годов прошлого века. Он предполагает однополярный американоцентричный мир и всеобщее преобладание либерально-демократической американской социально-экономической и политической модели. В этой мировой американской империи России либо отводится самое периферийное место, либо не отводится вообще никакого.

Евразийский материк в духе геополитических построений современных американских стратегов видится как объект внешнего управления, как подконтрольная территория. Американская гегемония предполагает десуверенизацию крупных региональных держав и установление над их стратегическим потенциалом прямого американского контроля. Это относится как к области стратегических вооружений и ядерных объектов (там, где они есть), так и к области экономики, где речь идет о внешнем управлении через транснациональные корпорации важнейшими секторами и особенно сферой природных ресурсов и энергоносителей.

Естественно, большинство россиян к такой перспективе отнесутся отрицательно, и даже если политическая элита по эгоистическим соображениям может на это пойти, чтобы на личной основе интегрироваться в «золотой миллиард», народ такой путь категорически отвергнет.

В рамках этого проекта единственным другом нашей страны теоретически могли бы быть США, но цена этой дружбы такова, что предполагает утрату со стороны России политической суверенности и геополитической субъектности, вероятно и территориальной целостности. Если принять США в качестве друга, это значит автоматически развязать жестокий внутрироссийский конфликт элиты с населением. Если все же пойти в этом направлении, власть должна быть готова к новой волне гражданского конфликта и расчленению России.

Европейский проект: в Европе нас не ждут

Другой, несколько отличный сценарий предлагает Единая Европа. Этот проект не такой глобальный, как американский, но и он выходит за рамки одной страны, даже самой крупной. Здесь на первый план выступает цивилизационный критерий: Европа мыслится как единое большое пространство со специфическим экономическим, культурным и политическим укладом. К этому пространству можно примкнуть некоторым близлежащим странам со сходной социально-экономической структурой, приняв европейские стандарты. Европейский план не универсален, но одновременно наднационален. Он обращен не ко всем странам, и Европа переваривает своих соседей постепенно -- тщательно следя за процессом и колеблясь перед включением слишком проблематичных геополитических территорий типа Турции.

Россия по своему геополитическому и цивилизационному формату, по своему объему и своей стратегической мощи в существующую Европу никак не вписывается. Это надо принять как аксиому. Но из этого отнюдь не вытекает, что Европа автоматически становится врагом. Европейский план не включает в себя Россию, но и не навязывает ей какого-то определенного пути. Для Европы Россия -- вещь в себе, нечто грозное и непонятное, от чего лучше держаться подальше. Но и агрессии в отношении России Евросоюз никак не планирует: у Брюсселя, по сути, нет в отношении нас никаких планов -- ни позитивно интеграционных, ни негативно уничижительных. Европа признает нас как нечто отличное и при определенных обстоятельствах готова с нами считаться. В принципе здесь возможны и дружба, и вражда. Многое зависит от того, какой выбор сделает Москва в отношении своего собственного политического будущего.

Исламский проект: угроза исламизации России

Третий проект -- исламский. Он безусловно проигрывает и американскому, и европейскому по привлекательности, экономической состоятельности и социально-политической и культурной универсальности, но обладает динамизмом, энергией и убежденностью, подчас граничащими с фанатизмом. Исламский проект пока действует на мировой периферии, проявляясь подчас в форме терроризма и зон конфликта. Но его преимущество в том, что он обладает ясной отрицательной и положительной программой -- против американской гегемонии и за мировое исламское государство. Это в каком-то смысле революционный проект, его потенциальной базой является миллиард мусульман, которые бурно плодятся и все больше наводняют Европу и Америку, привнося в эти зоны собственный культурно-социальный и религиозно-политический стиль.

Россия, с одной стороны, после событий 11 сентября 2001 года выступила на стороне США в коалиции против международного терроризма, но вместе с тем вступила в Организацию Исламская конференция, отметив две возможные позиции в отношении исламского проекта -- от жесткого отторжения до относительного интереса. Исламская религия такова, что легко может превращаться при необходимости в политическую идеологию, что придает ей особое качество и новое значение. Среди всех прочих альтернативных западным универсальных или претендующих на универсальность идеологий она сегодня вызывает наибольший интерес, и соответственно наибольшие опасения глобалистов связаны именно с ней.

Россия в этой ситуации также может сделать определенный выбор: выбрав ислам в качестве союзника, она получает дополнительное пространство для расширения своего влияния в мире, но вместе с тем сама подвергается риску политической исламизации. Исламский проект в чем-то столь же радикален, как и глобалистский, в конце концов мир видится в нем однородным политически и культурно, только в данном случае под знаком «исламского государства». Выступив «врагом» ислама, Россия помогает США, но это отсылает нас к первому разобранному сценарию -- дружба с США по определению не несет России никаких преимуществ, так как это игра против своей собственной суверенности.

Великий Китай от Тайваня до Урала

Четвертый проект -- это проект китайский. Но он не универсален и не претендует на это, обращаясь исключительно к китайской нации и основываясь на уникальном демографическом, экономическом и политическом потенциале современного Китая. Китай явно является преградой на пути мировой американской гегемонии, никак не вписывается в исламский проект, но напрямую ничего России предложить не может. Дружба с Китаем легко может превратиться в мирную демографическую экспансию китайцев в малозаселенные области Восточной Сибири. Вражда же не принесет никаких дивидендов, так как снова будет на руку только США -- со всеми вытекающими последствиями.

России нет места в «больших проектах»

Итак, приходится признать, что России нет места в существующих «больших проектах». В каждом из них есть такие стороны, которые препятствуют ее позитивной интеграции. Это не значит, что Россия обречена на вражду со всеми этими «большими идеями» ХХI века. Точнее сказать, что у России в такой ситуации нет «абсолютного друга», т.е. того проекта, который полностью соответствовал бы нашим национальным интересам. Но вместе с тем похоже, что у нее есть «абсолютный враг» -- это США и американский неоимпериализм.

Правда, в таком положении Россия оказывается не одна, и носители остальных «больших проектов» также вступают в неизбывный конфликт с Америкой, упорно строящей свою «благожелательную империю». Вашингтон сегодня призывает «забыть Европу» (Т. Барнетт), борется против исламского проекта в Ираке и Афганистане, планируя напасть на Иран и Сирию, все более озабочен усилением Китая. И здесь кроется самое главное обстоятельство. Россия, четко заняв место на противоположной от США стороне баррикад, получает совершенно новую модель геополитической «дружбы». Не абсолютной, но прагматической.

«Оси дружбы»

Если Россия выбирает игру в пользу многополярного мира -- а это значит строго против вашингтонского проекта мировой доминации, -- она мгновенно получает свой собственный статус и свое легитимное место в раскладе мировых сил. Исходя из этого допущения автоматически выстраивается система «осей дружбы». Причем эта «дружба» становится тем более важной для всех ее участников, чем самостоятельнее позиция России в отношении «больших проектов».

Эти «оси дружбы» складываются следующим образом: Россия -- Европа, Россия -- исламский мир, Россия - Китай. Не входя ни в один проект, балансируя между этими полюсами, Россия заинтересована в том, чтобы поддерживать каждый из них в общей системе оппонирования однополярным устремлениям США. В таком случае национальная идентичность России определяется на основании двух факторов: противостояние американоцентричному глобализму (именно антиамериканизм, кстати, питает в значительной степени и новую европейскую идентичность) и самостоятельная независимая позиция в отношении всех крупных полюсов. Будучи антиамериканской, Россия не должна быть ни европейской, ни исламской, ни китайской. Именно в этом балансе она получает возможность выработать свой собственный «большой проект».

Вместе с тем этот потенциальный «большой проект» останется чистой химерой, если Россия не будет активно и уже сейчас помогать существующим полюсам, как бы ассиметричны они ни были. Россия не отстоит своей самостоятельности и в будущем, если Евросоюз не станет независимым и мощным региональным игроком со своей собственной геополитикой, если исламский мир не консолидирует свой потенциал, а Китай не сохранит темпов развития. Успех России как полюса многополярного мира зависит напрямую от успеха развития всех остальных полюсов, причем желательно в сходном ритме, без резкого усиления одного из них. Но и сами эти полюса должны быть логически заинтересованы именно в такой функции России -- как континентального баланса всего геополитического мирового процесса.

По сути, истинным архитекторам европейского проекта нужна не ослабленная и маргинальная Россия, но Россия сильная и дружественная, способная выступать самостоятельной силой, особенно перед лицом американской экспансии. Давить на Россию в Европе выгодно только тем, кто в большей степени продвигает американские планы, нежели творит собственно европейскую политику.

Точно так же в исламе: экстремальные проекты исламизации России прямо противоречат в первую очередь интересам самого исламского мира, которому гораздо важнее иметь союзника в ее лице, нежели толкать ее к роли «регионального жандарма», действующего в интересах США. Китай находится в том же положении -- китайская держава будет процветать вместе с дружественным российским соседом при его стратегической и ресурсной поддержке, тогда как этническая экспансия приведет лишь к конфликту со все еще серьезной ядерной державой.