Главное событие последних недель -- выход в издательстве «Эксмо» (серия «Игра в классику») «Гламура» Кристофера Приста (перевод с англ. Альфреда Токарева, под редакцией Александра Ильина, Елены Шмидт). Сам автор издается на русском давно и достаточно последовательно. Еще во времена советской цензуры была «пропущена» «Машина пространства»(1975): по всей видимости, глупый редактор был ослеплен очевидной отсылкой к двум программным произведениям Герберта Уэллса, «Войне миров» и «Машине времени». Много позже у нас появился «Опрокинутый мир» (1974), самый знаменитый роман Приста-фантаста, действие которого происходит в загадочном городе на колесах, блуждающем по поверхности еще более загадочной планеты-гиперболоида. Что касается недавно вышедшего «Престижа», то эту эпопею о противоборстве двух великих факиров с трудом можно классифицировать по разряду фантастики. Как и его коллега Джон Баллард, Кристофер Прист уже с начала 80-х теряет интерес к традиционным для НФ сюжетам.

Стоит согласиться с решением никак не переводить на русский странное слово «гламур». Понятие это обросло таким количеством интерпретаций, что реакция стала необратимой: никто уже не способен вернуться к его изначальному значению. Так или иначе, «гламур» ассоциируется у обывателя с чем-то чрезвычайно модным. Вот и хорошо: пусть роман Приста станет хитом сезона, а одноименный журнал станет его наглядной рекламой. Тем паче что «непереводимость» заглавия вполне соответствует затее самого автора: для начала как следует запудрить читателю мозги, чтобы ощущение чего-то магического и нереального нарастало постепенно, из подкорки, из самой глубины организма.

Начинается «Гламур» совсем не гламурно. Человек по имени Чарльз Грей, известный кинооператор и сотрудник службы новостей, оказывается в госпитале после взрыва машины-бомбы. Взрыв «подшивают» к делу об ирландских террористических группах. Герой постепенно оправляется от ранений, но никак не может побороть частичную амнезию, возникшую в результате шока. Грей помнит все детали своей прошлой жизни, но начисто стер из памяти несколько предшествовавших катастрофе недель. Сотрудник «желтой» газетенки привозит в госпиталь барышню по имени Сью, утверждающую, что была близка с Греем как раз в этот «темный» период. Заинтригованный герой соглашается на лечение гипнозом и постепенно восстанавливает утраченную картину прошлого. Он вспоминает, как, отправившись в путешествие по Франции, познакомился в дороге со странной девушкой. Их роман был недолгим и мучительным. Девица все время исчезала, ссылаясь на выяснения отношений с каким-то Найаллом, и вообще была «с причудами»: разговаривала сама с собой, постоянно повторяла тошнотворное слово «гламур», обладала неприятной привычкой «красть» чужое время. Выписавшись из госпиталя, Грей излагает новоявленной Сью свою версию событий и искренне удивляется, когда та заявляет, что никогда не была на Французской Ривьере. Ко всему прочему, из его квартиры вдруг исчезает четвертая комната, а противное слово «гламур» из абстракции превращается в реальность.

Начавшись, как традиционный детективный сюжет с потерей памяти, роман Приста не торопится сбросить свою маску. Невинный читатель искренне переживает за обаятельного киношника, потерявшего красоту и разум. Странные детали проникают в плотный рисунок этой прозы постепенно, стараясь не заострять на себе внимание. Увлеченный расследованием читатель не сразу заметит, как реальные пейзажи Ривьеры подменяются в воспоминаниях героя застывшими кадрами старинных фотографий. Все чаще на голубом небе начинает появляться странное облако. А сам герой начинает замечать, что мир вокруг него как будто застывает.

Первые признаки фэнтезийного сюжета Прист «маскирует» под гипнотические воспоминания больного амнезией человека. Кажется, разум героя болен, и лжепамять диктует ему искаженные картины прошлого. Диалог Грея с таинственной барышней только подтверждает худшие «медицинские» опасения: Сью начисто отвергает необычные подробности их романа. И тут автор резко прекращает водить своего читателя за нос.

Четвертая глава представляет собой монолог Сью, в котором она честно рассказывает о существовании «гламов», людей-невидимок, к которым отчасти принадлежит и она сама и втянутый в эту историю Ричард Грей. Оказывается, что главный из «гламов», тот самый назойливый Найалл, обладает способностью быть абсолютно нераспознаваемым даже для самих «невидимок». Скорее всего, именно он, а не террористы из ревности подстроил взрыв машины.

Перевоплощение «Гламура» из детектива с психотерапевтическим подтекстом в откровенно фантастический роман происходит так же неожиданно, как появление кролика из шляпы уличного шарлатана. Закономерное чувство недоверия заставит засомневаться в душевном здоровье не только героя, но и героини. Прист специально подает каждую главу как новую точку зрения: сперва Грея, потом Сью, в промежутках эффект их монологов смягчается авторской «объективностью». Но самым неожиданным в этой истории оказывается «я» самого автора. Среди теста, написанного от третьего лиц, вдруг всплывает это «я», доселе замаскированное под именем всемогущего невидимки Найалла. И выясняется, что всю эту историю с амнезией, лжевоспоминаниями, «гламурными» эффектами, Найалл написал задолго до взрыва и лишь подбросил своим марионеточным героям. «Фэнтезийный детектив» Приста завершается рефлексией на тему литературного творчества: каждый автор -- невидимка, скрывающийся между строк своего романа и способный в любой момент сменить жанр и оптику. Очень изобретательный и завораживающий сюжет: как только поймешь, в чем дело, хочется тут же перечитать заново.

В том же «Эксмо» вышел другой классический роман «фэнтезийного» жанра -- «Маленький, большой» (1981) Джона Краули (перевод с англ. Сергея Сухарева и Людмилы Бриловой). Знаменитый опус Краули изначально был снабжен подзаголовком «Парламент фейри» (Fairy -- волшебные существа из германской и кельтской мифологии, что-то вроде эльфов с крылышками). Написанный под влиянием персидской притчи, «Маленький, большой» вовсе не пытается маскироваться под какой-то другой жанр -- перед нами сказка как она есть. А точнее будет сказать -- некая «сказка сказок» или «прасказка», повлекшая за собой множество других историй.

Как мы узнаем уже из первой главы романа, все события, происходящие с героями, да и с миром вообще, -- суть части некой огромной Повести. Даже главный герой, безликий Смоки Барнабл, не верящий в фейри, понимает, что он вошел в волшебную сказку и там обрел свое лицо. Носителями «сказочности» у Краули выступают обыкновенные деревенские чудаки, живущие в странном Доме, «построенном из домов, расположенных внутри домов, построенных из времени».

Не стоит пугаться того, что вы заблудитесь в сложной топографии этого романа. На это и рассчитано: как в настоящей барочной истории, здесь запутаны геометрия и пропорции. Здесь маленькие проказливые существа манипулируют жизнями больших людей. А сам автор играет в замысловатую игру со своими предшественниками: Шекспиром, Кэрроллом и Габриелем Гарсиа Маркесом.