Большой драматический театр им. Г.А. Товстоногова привез в Москву семь спектаклей. Три из них -- «Маскарад» Лермонтова, «Дом, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу и «Копенгаген» Майкла Фрейна -- поставлены Темуром Чхеидзе. Выпущены они были соответственно в марте 2003, феврале 2002 и апреле 2004, а через два месяца после премьеры «Копенгагена» Кирилл Лавров заявил, что хочет уйти в отставку и что театру нужен новый лидер. Им был избран Чхеидзе, сотрудничающий с БДТ давно и удачно. «...Они мне доверяют как режиссеру, но ведь пока не знают, каким я буду руководителем. И я сам не знаю. <...> Все будет сложно и для меня, и для театра», -- сказал тогда новый главреж, отнюдь не ликующий по поводу своего избрания. Похоже, он не ошибся: все действительно очень сложно.

Темур Чхеидзе -- человек щепетильный и благодарный: ему многое важно помимо своей работы и своего успеха. Ему важно подтвердить достоинство старой товстоноговской гвардии; ему дороги режиссеры, которых заботила судьба БДТ в самые невзрачные и аморфные времена. Он желал бы поддерживать связь с ними, он хочет работать с ними сообща. В гастрольной афише есть «Двенадцатая ночь», поставленная Григорием Дитятковским; есть «Костюмер» и «Калифорнийская сюита» -- развлекательные спектакли Николая Пинигина; есть сумрачная пьеса Гауптмана «Перед заходом солнца», которую Григорий Козлов поставил так, что может показаться: главная роль здесь написана специально для Кирилла Лаврова. Этим спектаклем, кстати сказать, открывались московские гастроли БДТ 2001 года, первые после смерти Георгия Александровича Товстоногова (1915--1989), и в статьях, самых доброжелательных, все равно сквозило: солнце Большого драматического закатилось. Иногда это писалось открытым текстом, порою даже с оттенком упрека: неужто вы сами не понимаете? Казалось, что БДТ продолжает считать себя театром грандиозных задач (в тогдашней гастрольной афише были «Федра» Расина, «Макбет» Шекспира, «Борис Годунов» Пушкина), совершенно не замечая, как мало этим задачам соответствуют наличные возможности. Несправедливым было иное: утверждать, что великая эпоха БДТ кончилась на исходе 80-х, когда Георгий Александрович спокойно умер за рулем своего «Мерседеса».

Театральное величие Товстоногова, режиссера, «завершившего миссию советской сцены» (выражение А. Смелянского), для меня безусловно, но я осмелюсь напомнить, что великие спектакли в БДТ перестали рождаться задолго до смерти Товстоногова. После «Истории лошади» (1975), как пишет тот же Смелянский, «...Товстоногов лишь достойно доигрывает, договаривает основные темы своей режиссерской жизни». Историк советского театра прав: у Товстоногова была еще «Смерть Тарелкина» с невероятным, восхитительным Валерием Ивченко (1983), но она не могла остановить естественное увядание театра. Его ничто не могло остановить.

Темур Чхеидзе обязан понимать, в каком состоянии находится БДТ сегодня; мы постараемся понять это к концу гастролей. «Маскарад», однако, не дает оснований предполагать, что новый главный режиссер уже знает, как вернуть театру былую славу (вернее -- как обрести новую) и что для этого нужно делать. Скорее, Чхеидзе твердо решил, чего сейчас делать не нужно.

В «Маскараде» была любопытная минута: Казарин свысока дразнит труса и пройдоху Шприха, никогда не дравшегося на дуэли, тот очень серьезно отвечает: «А я всегда скажу, что жизнию без цели // Не должно рисковать». Андрей Шарков произнес реплику словно бы наперекор прямому смыслу; его персонаж не осуждает бесцельный риск, а утверждает: если жизнь лишена цели, то именно в этом случае рисковать ею не стоит. Возможно, что у актера попросту сбилась интонация, но задуматься интересно.

БДТ им. Товстоногова -- театр с довольно-таки смутным, неопределенным настоящим. Сегодня его жизнь не имеет очевидной и важной цели, не складывается в новую судьбу. Может быть, начнет складываться: тогда и наступит время для резких, рискованных решений. Покамест оно еще не наступило. Сначала надо выяснить, насколько дееспособна и отзывчива труппа. И, что не менее важно, проверить собственные силы.

То, что Темур Чхеидзе взялся ставить романтическую драму Лермонтова, вполне понятно: вспомним, что первым и, может быть, главным его успехом на сцене БДТ была трагедия Шиллера «Коварство и любовь» (1992). То, что Евгения Арбенина играет Андрей Толубеев, в «Коварстве и любви» превосходно игравший Вурма, -- решение скорее вынужденное, чем резкое. Для режиссера несомненно, что эту роль должен играть крупный, значительный, притягательный для публики артист: что поделаешь, если в труппе БДТ самому молодому из крупных и значительных скоро будет шестьдесят, и выглядит он ровно на столько же. Маскировать возраст, замазывать морщины, напяливать парик -- глупо и даже противно; куда интереснее понять, что собою представляет шестидесятилетний романтический герой с сильно поредевшими волосами и округлившимся брюшком. Насколько всерьез он говорит: «Послушай, Нина... я рожден // С душой кипучею, как лава» и пр.? Насколько всерьез относятся к нему окружающие -- и любимая жена (Александра Куликова), и тот же Казарин (Василий Реутов), который в спектакле сильно и нарочито омоложен? Насколько сам Арбенин чувствует приближение старческого бессилия?

Все это могло бы быть очень интересным, но одной из главных задач режиссера почему-то стала скучная и тривиальная задача: поставить общедоступно-красивый спектакль из аристократической жизни. Отсюда упрощенные мизансцены с назойливыми появлениями Неизвестного (Анатолий Петров) на заднем плане; отсюда простодушная сценография Юрия Гегешидзе: колонны, драпировки, белый гроб Нины, перевязанный лентой с бантом, как бонбоньерка. Отсюда -- ощущение благопристойной и благополучной скуки, угнетающее всякого грамотного театрала.

Искренне надеюсь, что следующие спектакли БДТ развеют это ощущение.