«Порнократия» -- одновременно самый простой и самый спорный из последних фильмов французского режиссера Катрин Брейя. После заслуженного успеха «Романса Х» (на фестивале в Чикаго картина получила две главные премии) за Брейя прочно утвердилось звание главной кинематографической интеллектуалки-феминистки. Нечто вроде Юлии Кристевой, только в кино. Заявив о своем присутствии в пространстве французского кинематографа еще в середине 70-х, Катрин Брейя довольно долго оставалась на уровне подающего надежды рисовальщика. Зарисовки различного рода патологий и девиаций шокировали, но не более. «Романс» был воспринят как фильм-манифест, равно как и вышедшая одновременно с ним «Человечность» Брюно Дюмона и появившийся следом «Интим» Патриса Шеро. В конце девяностых появилась потребность именно в таких картинах, мгновенно вызвавших у зрителя реакцию отторжения, но одновременно и заявивших о возвращении кинематографа жестокости. Эти фильмы подкупали тем, что не следовали моде и не заигрывали с современностью. Они бесстрашно и сурово ставили последние вопросы бытия и говорили о том, что останется неизменным во веки веков. Катрин Брейя заняла свою нишу в этой кинематографической плеяде. В «Романсе» она открыто обнародовала свои воинственно-феминистические тезисы. Отныне ее стали воспринимать как создателя крупных батальных полотен, повествующих о нескончаемой войне между мужчинами и женщинами.

Две ее последующих картины оказались куда более камерными и коммерчески успешными. Ни в «Интимных сценах», ни в «Узком проливе» Брейя не изменила своей феминистической философии, но все же слегка очеловечила своих героинь. Это были уже не воинствующие амазонки, карающие мужчин за скотство и повсеместный садизм. У ее героинь появились объем, характер, индивидуальная пластика. «Интимные сцены» (оригинальное название «Секс -- это комедия») и вовсе были исполнены в столь ироничном ключе, что пресловутый феминизм госпожи Брейя стал казаться не более чем оригинальным авторским вымыслом.

Свой новый фильм Брейя назвала «Анатомией ада» (это русские прокатчики окрестили его «Порнократией», по названию романа, по которому он снят). На пресс- конференции режиссер призналась, что по прошествии времени окрестила бы свое творение как «Удовольствие». С уверенностью могу сказать, что редкий зритель разделит это удовольствие с режиссером. Сойдемся на том, что «анатомия ада» -- самое точное определение ответных чувств публики.

Что бы ни говорили, снята картина осмысленно и умело. Брейя сознательно отсылает нас к светописи итальянских мастеров, чтобы оправдать прямые христианские коннотации. Сама она признается, что одновременно возрождает эстетику немого кино с его культом света и наивности жестов. Пусть это и менее очевидно, но прекрасное белое тело Амиры Касар светится в голубых сумерках не хуже, чем фигуры у Караваджо.

Сюжет картины настолько прост, что легче всего принять заверения режиссера, что она сняла историю современных Адама и Евы. В закрытом гей-клубе знакомятся мужчина и женщина. Она пытается покончить с собой и режет вены лезвием бритвы, он останавливает ее и провожает до ближайшего медпункта. После недолгой ночной прогулки она предлагает заплатить ему за то, чтобы он взглянул на те ее места, которые запрещено видеть. Он обязан смотреть и рассказывать ей о том, как выглядит ее запретная плоть. Сделка совершена. А дальше следует череда ночей. Мужчина является к женщине в дом на берегу моря. Постель становится полем битвы. Четыре ночи - четыре сражения, и в конце кто-то обязательно должен умереть.

Собственно, претензий к картине всего две: все слишком абстрактно и чрезмерно пафосно. Героям Рокко Сиффреди и Амиры Касар просто нечего играть, поэтому один выглядит меланхоличным истуканом, а вторая экзальтированной истеричкой. Невозможно снять картину об абстрактных мужчине и женщине, необходимо нарастить мясо, обратить идею в плоть и кровь. Многозначительные монологи героев и вовсе приобретают комический эффект. Когда героиня Амиры Касар просыпается и с удивлением обнаруживает у себя во влагалище садовую тяпку, но при этом пытается произнести какую-то обвинительную речь, зал в голос хохочет.

На этот раз Катрин Брейя не обезопасила себя от насмешек публики, в ее фильме нет и тени иронии, которая украшала её прежние работы. Что до откровенно порнографических ракурсов, то на этот раз режиссер с гордостью может бить себя в грудь: «Я сделал это!». Что толку в том, что ты вступил в область недозволенного и даже разрушил какие-то табу, показав, как мужчина пьет воду из стакана, в котором плавает использованный тампакс. Менструальную кровь уже слизывали прямо с гениталий в «Империи чувств» Нагиши Осимы, но там это было оправдано, потому что весь фильм рассказывал о неиссякаемой природе человеческого желания. В «Порнократии» все жесты актеров - надуманны и условны. Каждый из них, безусловно, что-то символизирует, но эти символы как-то лень расшифровывать. Да и сама Брейя путается в показаниях. То она утверждает, что по-новому прочла Библию. То обвиняет журналистов на пресс-конференции, что они восприняли её фильм с христианской позиции. Катрин легко открестилась от всех нападок в свой адрес, заявив, что ей все равно, какую реакцию вызовет ее фильм - негативную или позитивную. Главное, чтобы была реакция как таковая.

Но хуже всего, что особо никаких эмоций на выходе нет. Ты никому не сопереживаешь. Ты не разделяешь взглядов радикальных феминисток. Ты не считаешь, что мужчины занимают всю поверхность планеты (напротив, тебе кажется, что эта планета населена злобными ворчливыми тетками). В конце-концов, тебя не возмущает крупный план человеческих гениталий. И что тебе остается? Голая идея. Пусть даже такая прекрасная как тело Амиры Касар. Маловато будет. Такое может себе позволить художник-видеоартист. Его за это даже на Венецианской биеннале наградят. Но от талантливого режиссера, каковым Брейя безусловно является, ждешь магии другого порядка.