В плавучей пагоде, где есть двери, но нет стен, покачивающейся на мерных волнах в самом центре горного озера, живут двое. Старый монах и маленький мальчик. На двоих -- один Будда, одна лодка, несколько циновок, ступка для целебных трав, которые мальчик собирает на берегу озера. Мальчик только-только учится отличать целебные соцветия от ядовитых, а хорошие поступки -- от дурных шалостей. Монаху же все известно заранее. Он понимает, что за весной наступит лето, мальчик превратится в юношу и не сможет сдержать своих чувств. Хоть он и предупреждает об этом повзрослевшего ученика, но знает, что к его словам тот все равно не прислушается и выберет свою дорогу. Осенью, когда ученик вернется, совершив непоправимое, монах научит его смирению и укажет путь с тем, чтобы уйти и переродиться в змею -- очень похожую на ту, что когда-то замучил мальчик во время своей жестокой забавы. А зимой ученик вернется, чтобы занять место своего наставника и взять ответственность за другого маленького мальчика.

Фильм Ким Ки-Дука, состоящий из пяти частей -- пяти времен года, неотвратимо сменяющих друг друга, -- плохо приспособлен для детального анализа. Как и всякая достойная притча, он самодостаточен и не требует дополнительных разъяснений -- ничего, кроме того, что наглядно явлено на экране, в фильме нет. Можно, конечно, рассмотреть происходящее с точки зрения буддизма и указать, что образ монаха отсылает к традиционному для распространенной в корейской религиозной традиции махаяны типу бодхисатвы-лодочника, который предпочитает освобождение других живых существ из непрерывной череды страданий и перерождений собственному достижению нирваны. Но делать это совершенно необязательно. Можно просто посмотреть фильм и в круговороте вечного возвращения понять все без слов. А если уж и писать на него рецензию, то только, подобно ученику, сжав в кулаке обагренный чужой кровью нож, срезая слой за слоем податливую размокшую древесину, поверх черновика, тщательно выписанного учителем с помощью хвоста вполне живого, урчащего и вырывающегося кота.

Ученик вырезает праджя-парамитскую сутру, помогающую воспринять реальность такой, какая она есть, и постигнуть в ней совершенство, позволяющее вырваться из цепи сансары. Такой же сутрой стал, кажется, для самого Ким Ки-Дука его девятый по счету фильм, мистически точно иллюстрирующий весь творческий путь режиссера. Первая часть, «Весна», где мальчик, заливисто хохоча, мучает мелкую живность, -- отсыл к первым радикальным фильмам этого режиссера -- «Крокодил», «Дикие животные», «Птичья клетка». «Лето», время любви, рождающей одержимость, которая ведет к агрессии и взрывает медитативный настрой привычным кимовским эротизмом, -- это, конечно, отражение чувственных и шокирующих фильмов о настоящей любви -- «Остров» и «Плохой парень». «Осень», итог вырвавшегося наружу насилия, отсылает к жестокому и мудрому «Реальному вымыслу», к реальности как она есть и как она показана в фильмах «Адрес неизвестен» и «Береговая охрана». И наконец, «Зима» -- тот самый момент, в котором Ким Ки-Дук, по его собственным словам, находится сегодня (не случайно, что он сам сыграл постаревшего ученика, взбирающегося на вершину горы с тяжелым камнем, привязанным к поясу). Что будет с ним следующей весной, куда занесет его сансара, неизвестно. Пока что на пути «Весны...», уже обласканной наградами и аплодисментами на фестивалях в Локарно, Сан-Себастьяне, Торонто и Москве, -- испытание «Оскаром»: фильм «Весна, лето, осень, зима... и весна» выдвинут от Кореи на соискание награды Американской киноакадемии в номинации «Лучший иноязычный фильм». Хотя, конечно, трудно назвать «иноязычной» картину, в которой общаются на языке, понятном любому существу на свете.

P.S. Одновременно с «Весной...» в российский прокат выходит и предпоследний фильм Ким Ки-Дука, помянутая выше «Береговая охрана». О ней читайте в ближайших выпусках газеты.