Девяносто лет тому назад началась первая мировая война. От нее отсчитывается новый период европейской истории, часто даже говорят, что век девятнадцатый кончился, а двадцатый начался как раз в августе 1914-го. Уроки этой войны, положившей начало гибели Российской империи, тем не менее как следует не осмыслены, как и мера ответственности российского гражданского общества. Зато существует много мифов и заблуждений, основанных на традициях советской интерпретации истории. Историк Олег Айрапетов, автор книги «Генералы, либералы и предприниматели», считает, что во многом вина за катастрофическое для России развитие событий лежит на незрелой либеральной оппозиции и представителях русского частного бизнеса. Сегодня эта тема становится особо актуальной и явно заслуживает научной дискуссии. Свою версию исследователь эпохи первой мировой войны, доцент исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Олег АЙРАПЕТОВ изложил историку Ольге ЭДЕЛЬМАН.

-- Эта война очень мало известна у нас.

-- Действительно, бросается в глаза несопоставимость значимости первой мировой войны, в том числе для истории России, с тем следом, который она оставила в исторической памяти советского и постсоветского общества. Это касается в значительной степени и ее изучения в русскоязычной исторической науке.

-- Давайте поговорим о состоянии русского общества на фоне мировой войны. В вашей книге рассматривается позиция армии, политического руководства, либерального общества, экономически влиятельных кругов... К 1917 году русское общество подошло к системному кризису, в котором было много составляющих. Разные слои общества так или иначе сработали на развитие этого кризиса, на революцию...

-- В тот период значительная часть русской политической элиты (в какой степени она представляла русский народ, показали события февраля--октября 1917 года, то есть ни в какой) -- кадеты, октябристы, Милюков, Родзянко - раскачивали ситуацию осмысленно и целенаправленно. Родзянко после февраля сказал английскому военному атташе фразу, которая мне кажется ключевой для понимания действий либеральной оппозиции: "Успокойтесь, Россия такая большая страна, которая может позволить себе одновременно вести войну и революцию". Они никакой революции не боялись. Они боялись победы царизма в войне, которая укрепила бы самодержавие и ослабила бы возможности переустройства России в конституционную монархию. Всплески активности либеральной оппозиции в Думе выпадали на моменты, когда положение на фронте было отнюдь не самым плохим. Того самого "священного единения", декларированного в Думе в начале войны, на самом деле не было. К тому же к 1916 году было ощущение, что победа над Германией не за горами. Оппозиционеры были уверены, что свергнув монарха, они сами, самостоятельно, смогут устроить новый порядок. В громких заявлениях думских либералов, обвинявших правительство в попытках заключить сепаратный мир, в неспособности организовать снабжение и т.д., было много лживого. Ложью было и приписывать успехи на ниве снабжения общественным организациям.

-- И разговоры о немецких шпионах, окружавших императрицу?

-- После Февральской революции была создана чрезвычайная следственная комиссия, которая вынуждена была по всем статьям, которые инкриминировались деятелям двора, их оправдать. Состава преступления не было найдено. Я думаю, следственная комиссия добилась бы больших успехов, если бы рассматривала результаты деятельности общественных организаций, таких как Земгор или военно-промышленные комитеты. Хищения, срывы военных заказов, которые были настолько масштабны... Крупный капитал в России, по-видимому, делается только на связи с бюджетом. И тогда крупные капиталы бурно развивались за счет бюджетных средств. Россия оправилась от финансового кризиса, вызванного войной с Японией, где-то в 1908--1909 году, отчасти благодаря урожайным годам и экспорту хлеба. Появились деньги, которые можно было направить на военную промышленность. А как пошли военные заказы, начался бурный и совершенно ничем не оправданный рост цен на все то, что требовалось армии, и прежде всего в частном секторе. Даже цен на дрова. Единственным способом как-то остановить этот "грабеж казны", по выражению одного из деятелей Главного артиллерийского управления, были казенные военные заводы. В конце 1914 -- начале 1915 года военное министерство предпочитало делать заказы за границей. Это была, возможно, ошибка, но совершенная не на пустом месте. Они видели, что русские промышленники стали взвинчивать цены, срывать, еще в довоенное время, военные заказы. Цены частных промышленников во много раз превосходили цены, существовавшие на казенных заводах.

-- Это не связано с усиленной эксплуатацией рабочих на казенных заводах?

-- Нет, это чисто взвинченные цены. Но дело даже не в ценах. Промышленники требовали предоплаты, но ни один из частных заводов не выполнил заказы -- по снарядам, по минам, гранатам. В 1915--1916 годах заказы были выполнены в среднем на 15--16%.

-- Это в воюющей стране?

-- Да, в воюющей стране. А по снарядам выполнение было 3--5%. К их заявлениям, в том числе сделанным позже, в эмиграции, надо очень осторожно относиться. Например, Родзянко писал о ни к чему не годных правительстве, казенной промышленности и о частном капитале, который мог все сделать. И приводил пример, как дали возможность работать -- и уже через год фронт был завален ящиками со снарядами, на которых стояла печать "Снарядов не жалеть. Центральный военно-промышленный комитет". Но на самом-то деле снаряды были произведены на казенных предприятиях, а ЦВПК делал только ящики. Кстати, это единственный заказ, который они все-таки выполнили. ЦВПК был организацией, созданной Гучковым, который очень четко понял настроения общества и решил их оседлать. Он был сторонником верхушечной революции, верхушечного переворота. ЦВПК развернул свои филиалы по всей России, даже там, где никакой промышленности вовсе не было. Зачем -- выяснилось позже, накануне февраля, когда руководство ЦВПК заявило на встрече союзников, что не надо бояться революции, потому что у нас уже есть параллельная система управления. Если Ленин мечтал отнять у царизма армию через низы, взяв под контроль солдат и матросов, то Гучков планировал действовать через верхи армии, убедив генералитет, что единственная сила, способная контролировать тыл, -- это либеральная общественность. Гучков же пытался создать и свое, прикормленное рабочее движение. А чего они действительно боялись -- это прекращения инвестиций на военные заказы. Самым потрясающим примером служит история на Путиловском заводе. Он, говоря современным языком, в августе 1915 года выиграл тендер на производство тяжелых снарядов. Это было самое трудное время, отступление, и острой проблемой для армии была нехватка тяжелых снарядов. Путиловский завод получил заказ и буквально на следующий день заявил, что не может его выполнить, и потребовал ряда льгот -- отказа от прежних, еще довоенных военных заказов (потому что те были сделаны по другим, довоенным еще ценам), разрешения на свободные операции с валютой, займы, продление срока заказа. Во всем пошли навстречу. Путиловский завод получил грандиозные вливания из государственных источников, до 30 млн руб., колоссальная сумма, это же было еще до начала инфляции. И что? Завод не сделал ничего. К концу 1915 года, когда он должен был осуществить поставки, он не дал ни одного снаряда. Тогда возникла идея секвестра и передачи его под военное управление. Началось буквально восстание промышленников, думцы вмешались: мол, бюрократия, которая все провалила, хочет поставить под контроль Путиловский завод... В конце концов секвестр был объявлен в феврале 1916 года. И тут обнаружилось очень интересное положение: оказалось, что на счету завода, кажется, 126 руб., а в кассе -- еще меньше. Государственные займы давались по беспроцентному кредиту, но у завода был еще один кредитор -- Русско-Азиатский банк, который давал меньшие суммы, но под большие проценты. Возглавлял банк тот же самый Путилов. То есть государственные деньги вливались в завод с одной стороны и выливались в другую. А поскольку завод добился права оперировать с валютой, я предполагаю, что они далее выводились из страны. Та же ситуация была и с другими заводами. Русская буржуазия частью преследовала политические цели, а частью просто наживалась. Прибыль достигала 300%. А как только государство требовало выполнения военных заказов, начинался вой о том, как плоха бюрократия и как она мешает просвещенной либеральной общественности идти навстречу нуждам фронта.

-- А что на самом деле было с бюрократией?

-- Конечно, она была не самой хорошей. Но, во всяком случае, она с опозданием, но справлялась с задачами. Снабжение фронта -- целиком заслуга бюрократии. Кстати, кто такие те бюрократы и "неспециалисты", которые мешали общественности? Например, Путиловский завод после секвестра возглавил генерал-майор Крылов, крупнейший русский инженер-корабел. И уже через месяц завод стал подавать тяжелые снаряды и даже освоил производство новой техники. Работали и другие видные профессионалы. Но диалог их с либеральной общественностью был невозможен: те говорили о сложностях производства, а в ответ слышали о необходимости либерального переустройства общества. Общество даже в воюющей стране делилось на либералов и консерваторов, а война -- она как бы существовала сама по себе, как что-то далекое.

-- Либеральное общество тем не менее действовало исходя из своих представлений о благе народа?

-- Безусловно. Они были искренними доктринерами. У них была святая уверенность, что есть схема, которую надо воплотить в жизнь -- и все пойдет хорошо.

-- А как власть смотрела на воровство вокруг военных заказов?

-- Фактически оно было безнаказанным. Правительство считало за лучшее не давить на Думу. Государство политически оказалось довольно слабым. Конечно, все воюющие страны в первой мировой войне -- тотальной войне -- рано или поздно приходили к введению внутренней мобилизации, элементам диктатуры: ограничению свободы слова, карточной системе и т.п. Россия пришла к этому позже всех, а в некоторых вопросах так и не смогла ответить на вызов времени. Здесь сработал целый комплекс проблем, шлейф которых тянулся издали, из XIX века. Правительство долго, очень долго не шло на диалог с обществом, не допускало его к управлению государством. Откуда же возьмутся навыки ответственности?

-- А в критический момент оказалось, что нежелание теперь уже общества идти на диалог с правительством пересилило чувство самосохранения?

-- У них не было страха. Они не боялись революции. Чувство самосохранения работает, когда есть чувство опасности. А его не было. Им казалось: вот мы уберем императора и станем на его место -- и все получится. Детское, конечно, представление. В феврале 1917 года русская буржуазия и буржуазные политические партии никоим образом не были контрреволюционными. Они были за революцию, хотя, конечно, они не хотели такой революции. Но пытались реализовать свои доктрины, не считаясь с реальностью, на самом же деле они открывали дорогу большевикам. Большевики на начало 1917 года -- безумно малая величина. Но те, кто захватил власть после февраля, были еще меньшей величиной. Не понимая этого, они разрушали, разрушали вокруг себя пространство, надеясь, что это приведет к какому-то новому порядку.

-- Из сегодняшнего дня кажется, что между первой и второй мировыми войнами лежит значительный промежуток времени. Хотя для истории 20 лет -- это очень близко. Очень скоро те же стороны вступили в ту же войну.

-- Черчилль говорил, что в XX веке была одна большая война с двадцатилетним перемирием. Вторую войну вызвали большей частью те же самые причины. Но и после окончания второй мировой войны эти проблемы продолжают существовать. Это проблемы и Балкан, и не столь привлекающих внимание противоречий в Центральной Европе. В чем суть? Распались империи. А империя -- это прежде всего наднациональное государство, предполагающее территориальный подход к проблемам регионов. Я говорю об Австро-Венгрии, Оттоманской империи, Российской империи. После их распада возникли национальные государства на территориях, где их раньше не было. И сам факт их возникновения породил ряд проблем. Ведь как правило национальные движения борются не столько за освобождение, сколько за некую великую национальную мечту о когда-то бывшем или легендарном государстве, что чревато превращением в борьбу за то, чтобы стать господствующим народом. Это сегодняшние реалии, которые берут начало в событиях первой мировой войны.