Фестиваль с биографией, нынешний -- уже 17-й. Во второй половине 90-х, когда мне не раз доводилось там бывать, афиша его составлялась как сборная солянка, из которой выуживаешь то маслину, то муху. Самыми интересными, выстроенными и качественно исполненными концертами были те, что сочинил московско-петербургский пианист Алексей Гориболь. Теперь же Гориболю предложили встать во главе этого предприятия -- и вот оценить результат трудов нового худрука отправился изрядный десант критиков из обеих столиц.

Фестиваль предложил нам две задачи на выбор: сравнительный анализ этого исполнения с предыдущим, поскольку большинство программ уже играли и пели в Москве и Петербурге, либо попробовать из их компактного временного сопряжения извлечь какой-то новый смысл. Мне интереснее второе.

Девизом к циклу «Консонансы XX века», который Алексей Гориболь несколько сезонов осуществляет в Малом зале Петербургской филармонии, можно поставить: «Развлекая, просвещай». Музыкант взялся показать, что в минувшем столетии не только вой и скрежет раздавался -- хватало и благозвучий. И что, таким образом, не одним Чайковским сыто будет ухо, но и Шенбергом тоже, и Бриттеном. Но ведь даже и столичную публику приходится приучать к музыке XX (тем паче XXI) века, а каково придется костомукшской? С ней поступили согласно принципу «По трудам и награда»: за элегантной, но не скажешь, что легкой, программой из двух концертов Баха (сыгранных, кстати, отлично), перемежаемых опусами Георгия Пелециса и Павла Карманова, следовал театр «Комик-трест», за «вокальным спектаклем» «Кабаретные песни» (те самые Бриттен и Шенберг, Вайль и Дунаевский на десерт) -- вечер музыки Таривердиева с непременными «Иронией судьбы» и «Семнадцатью мгновениями». И т.д. Концентрированным выражением этой стратегии стал финальный гала-концерт: Карманов, Альберт Хинастера (в энергичном исполнении Полины Осетинской), Кристоф Зграя, прослоенные тем же Дунаевским, Пьяццолой и знаменитой арией из Бразильской бахианы.

Стратегия представляется оптимальной, и в этом смысле фестиваль следует признать образцовым. Елена Образцова, между прочим, лет пять назад заглянула в Костомукшу -- а теперь возглавивший фестивальную дирекцию Вячеслав Шаповал (зам по социалке на АО «Карельский окатыш» -- горно-обогатительном комбинате, градообразователе и, само собой, главном спонсоре) на мой вопрос: программа -- единоличное авторство худрука или компромисс между его идеями и вашими пожеланиями? -- отвечал: компромисс. Но вообще-то г-ну Шаповалу близка как раз Образцова, и хорошо бы ее еще разок пригласить. Елена Васильевна, ежели кто не знает, тоже в Малом зале поет Вайля и Сати, но, сдается мне, в Карелии все-таки больше ждут «Нет, не тебя так пылко я люблю» и Хабанеру. В общем, если так называемые академические музыканты не хотят окончательно отдать страну на разграбление попсе, у них есть три варианта: выставить против нее попсу «классическую»; приезжать, как некогда Рихтер и как нынче Гергиев, со своим бескомпромиссным большим стилем; наконец, путь, выбранный Гориболем, -- потрафлять не слишком продвинутой публике, не отступая притом от собственных вкусовых пристрастий, но реализуя их столь качественно, чтобы эта самая публика если не полюбила, то хоть заинтересовалась прежде ей чужим.

Здесь эта внутренне непротиворечивая конструкция и затрещала. Качество оказалось, мягко говоря, разным.

Знаете ли, как в живописи: каким-то загадочным образом мазки превращаются в свет, в воздух -- и ты даже чувствуешь его температуру и ощущаешь дуновение и дыхание. А бывает -- краска так и осталась краской. Так и тут: вроде звуки -- а музыки нет, вроде движения -- но нету танца...

«Кабаретные песни» давали силами солистки «Геликон-оперы» Татьяны Куинджи и Галины Сидоренко из Мариинского театра. Куинджи, как всегда, с изрядным мастерством оперировала довольно скудным по тембру голосом. Сидоренко, напротив, управлялась со своим неповоротливым меццо не сказать чтоб уж очень ловко. Но все это, в общем, неважно: если есть специальная кабаретная харизма (как у той же Образцовой), хоть вообще не пой -- говори, кричи, стони, шепчи. А коли нету -- немедленно видишь, как опытная артистка Татьяна Куинджи, по примеру чеховского Тригорина, выработала себе приемы -- и что она в каждом жесте, выражении лица, имитирующем душевные движения, искусственная.

Баллады Таривердиева пела-играла Ольга Дзусова -- и явила в этих манерных и претенциозных вещицах чудесную органичность. Ах, какой она была живой и настоящей, и совершенно все равно, что это за жанр такой -- нечто свое, что только она может. У Ольги Дзусовой есть еще один признак настоящего сценического таланта -- она, обладая, как говорят киношные ассистенты по актерам, проблемной внешностью, удивительно хорошеет на сцене, лишь на ней обретает настоящую выразительность. Поэтому только здесь была уместна видеопроекция лица исполнительницы на большой экран (техподдержка института Pro arte, постоянного партнера проектов Гориболя) -- тогда как во всех остальных случаях это только мешало: ведь если происходит музыка, высшее и абсолютно самодостаточное искусство, «визуальные эффекты» ни к чему, если не происходит -- они не помогут.

Музыка происходила силами инструменталистов. В недрах «Заслуги» -- первого оркестра СПб филармонии -- выросла целая генерация фантастически талантливых музыкантов. Ум, вкус, универсализм скрипача Владислава Песина просто феноменальны. Превосходно работает его коллега Юрий Ущаповский. Таковы же альтист Алексей Богорад и виолончелист Тарас Трепель. В ансамбле с ними и сольно блистала флейтистка Мария Федотова (из федосеевского оркестра). Наконец, сам Гориболь играл исключительно хорошо -- дивной красоты звуком, стилистически безупречно, к тому же в очередной раз подтвердив репутацию одного из лучших, если не лучшего концертмейстера из всех, что у нас вообще имеются.

Чем белей скатерть, тем виднее пятна. Понятна идея показать вещи Леонида Якобсона -- и самому балетмейстеру в этом году сто лет, и в контекст фестиваля, посвященного XX веку, он, казалось, вписывается отлично. Но показывала их его бывшая труппа «Хореографические миниатюры», которая сейчас зовется Петербургским театром балета имени Якобсона. Восстановленные в прошлом году знаменитые «Роден» и «Свадебный кортеж» все-таки придуманы достаточно складно и занятно, чтобы быть исполнительски почти неуязвимыми. Но «Спартак» предстал кошмарной вампукой, да еще и в уголовном исполнении -- укрепив мое ощущение, возникшее, еще когда много лет из этого балета в качестве концертного номера танцевали только популярное адажио. Все-таки, кажется, Якобсон (как и еще один художественный лидер той эпохи, Николай Акимов) потому и имел такой успех в 50--60-е, что ему точнее и полнее других удалось выразить атмосферу этого времени плащей «болонья», причесок «бабетта», полированных сервантов и трехногих торшеров-столиков с нарисованной шахматной доской. Но, как известно, искусство чем актуальнее, тем краткосрочнее, -- и сейчас этот дизайн уже стал рухлядью, но еще не стал антиквариатом.

Как и пение Елены Миртовой. Вместе с мужем виолончелистом Сергеем Ролдугиным, ректором Петербургской консерватории, она имела статус «специального гостя фестиваля». Они милые симпатичные люди (чего нельзя было не заметить в неформальной обстановке фестиваля), но их обширное выступление в гала-концерте было совершенно недискуссионной ошибкой. Что лишний раз подтверждает: художественный руководитель не должен руководствоваться никакими соображениями, кроме художественных. Даже когда идет на компромисс.