Санкт-Петербургский фестиваль и конкурс «Золотая маска» завершен. Награды розданы. Обиженные и торжествующие разъехались по домам. О главных итогах фестиваля наша газета уже сообщила во вчерашнем номере, а сегодня мы предлагаем вашему вниманию рассказ о торжественной церемонии награждения, впервые прошедшей в Мариинском театре. Из Санкт-Петербурга -- наш корреспондент Дина ГОДЕР.

Первая проблема, которая встала перед столичными театрами, была чисто технической, но существенной -- перенесение на новую площадку. Обычно-то москвичи показывают свои постановки в комфортных домашних условиях, получая изначальное преимущество перед приезжими. Теперь пришлось почесать в голове многим московским снобам, которые на прежних «Масках» посмеивались над экспертами, с жаром уверявшими, что у себя дома какой-то провинциальный спектакль смотрелся гораздо лучше. Особенно тяжело было камерным спектаклям, для которых не нашли адекватных площадок. Например, «Откровенные полароидные снимки» и «Академию смеха» из филиала московского театра Пушкина и «Дредноуты» Гришковца показали, соорудив «малый зал» прямо на сцене огромного, как вокзал, театра «Балтийский дом». Отгородили гигантский амфитеатр занавесом, поставили скамейки на пятьсот мест, а на оставшейся площадке -- играли. Постановки из крошечного зала пушкинского театра, рассчитанные -- самое большее -- человек на двести, оказались в чудовищном пространстве, где потолка над головой не видно и текст улетает куда-то вверх. Актеры обнаружили, что здесь выработанные на своей сцене способы работы с публикой -- не работают, и начали мучительно «брать зал». Режиссеры с посеревшими лицами бегали за сценой, повторяя, что никогда в жизни ни на какой фестиваль больше не поедут. Андрей Панин и Николай Фоменко, игравшие «Академию смеха», потом говорили, что друг друга просто не слышали, а понимали по губам. Напряглись -- и к финалу вытащили-таки спектакль. Но, как сказал один из них, «с залом наладить контакт удалось, а друг с другом -- не успели».

Проблемы были не только с камерными спектаклями. «Короля Убю» театра Et cetera играли в Александринке. И дело не в том, что ее зал намного больше того, где привыкла работать труппа Калягина. Вдруг оказалось, что публике, сидящей среди золотой лепнины и малинового бархата, неловко смотреть на клоунское кривлянье и слушать болтовню про «жопу» и «говно». Калягин в роли сквернослова и пройдохи Убю выкладывался полностью, тащил весь спектакль на себе с таким упорством, какого ему никогда не приходилось выказывать для завоевания московской публики. И все же, даже учитывая полученную им в результате «Маску» за лучшую мужскую роль, надо признать, что Питер остался к «Королю Убю» холоден.

Здесь вступает вторая и самая главная причина нежданных взлетов и падений московских спектаклей. Те самые пресловутые питерские вкусы. Не знаю, как ведет себя богатая и глуповатая аудитория коммерческих антреприз -- она, вероятно, повсюду одинакова, -- но культурная фестивальная публика в Петербурге любит искусство серьезное, духовное и значительное. А легкое и дурашливое или просто отлично сделанное коммерческое, к которому благосклонна Москва, отвергает. По этой же причине совершенно провалился сатириконовский «Сеньор Тодеро хозяин» с виртуозной работой Райкина, играющего дряхлого скрягу. Даже обожаемый подростками энергичный и веселый «Старший сын», которого Юрий Бутусов поставил со своими студентами, в Москве был принят хорошо, а у себя в Питере -- с каким-то даже гневом отвергнут фестивальной публикой. Мало того, актеры одного из самых любимых московских спектаклей «Облом-off» (в конце концов получивший-таки приз зрительских симпатий) жаловались, что поначалу приходилось играть перед «мертвым» залом и они от ужаса, не получая от зрителей ответной энергии, начинали «плюсовать» и «штукарить». Только ко второму акту публика разобралась, что перед ними не стеб, а тонкая и печальная история -- тогда уже были и слезы, и овации, и возгласы восторга. Вот так же не сразу, но полюбил Питер и «Странников и гусаров» театра ОКОЛО, оценив нежную и строгую, без заискивания, работу Юрия Погребничко с нищим советским стилем. В финале зал даже встал с аплодисментами, а такое здесь бывает нечасто.

Фестивальные предпочтения -- для приехавших на «Маску» столичных театралов и критиков -- формировались непривычным образом, но, к счастью, в результате практически все лидеры так или иначе были отмечены премиями. Кроме разве что двух, но зато -- тех, в чьей традиционной победе не сомневался никто. Речь о Мариинском театре и «Мастерской Петра Фоменко».

После несколько безумной церемонии открытия фестиваля, которую радикальный режиссер Андрей Могучий превратил в не вполне понятное мультимедийное действо с участием маленьких балерин, певиц, нахимовцев и огромного количества персонажей питерского авангарда, закрытие «Золотой маски» он сделал роскошным и эффектным шоу. По сцене Мариинки прогуливались директор фестиваля Эдуард Бояков и беспрестанно менявшая платья очаровательная «говорящая балерина» Дарья Павленко. Они представляли номинации. Стремясь к тому, чтобы церемония не слишком затянулась, Бояков тарахтел имена выдвинутых номинантов в каждом разделе с дикой скоростью, не давая им возможности в первый и последний раз встать и раскланяться перед публикой, выслушать причитающиеся аплодисменты от целого зала профессионалов и вообще насладиться последними минутами перед проигрышем или торжеством. Друзья-номинанты мне подарили памятку, которую перед церемонией им выдавали организаторы фестиваля. Документ по-своему замечательный, жаль нельзя его целиком опубликовать. В нем дважды, крупно и с восклицательным знаком, написано: «Помните, что ответное слово лауреата не может длиться более 30 секунд!»

Теперь о лауреатах. Конечно, главный итог конкурса музыкальных театров был в том, что впервые за многие годы ничего не получила Мариинка, всегда уезжавшая из Москвы с целым мешком наград. Да и вообще, практически все получили москвичи. По реакции зала -- без ропота, но с вялыми, нестройными аплодисментами -- было ясно, что Питер изрядно разочарован. Оживился зал только однажды -- когда на сцену за своей «Маской» вышел демонический принц Большого Николай Цискаридзе. В целом же объявление музыкальных призов встречалось мрачным молчанием. Зал помалкивал и тогда, когда под рокот и треск вывезенных на сцену ударных Владимира Тарасова появился гениальный хореограф и клоун Жозеф Надж. Французский венгр Надж уже во второй раз получал «Маску» за лучший спектакль, показанный в России, но приезжали его постановки только в Москву, поэтому петербуржцы с недоумением смотрели, как странный незнакомец с подвязанной ногой, в огромной шляпе и в маске с чудовищным носом скачет и кривляется посреди знаменитой сцены.

Публика с удивлением оглядывалась, слыша, как наша маленькая клака московских критиков вопила и улюлюкала при объявлении призов любимым московским спектаклям: «Облом-off», «Странники и гусары» и даже Sine loco питерской группы АХЕ, которую здесь, видимо, считают иностранной. И только когда главные кукольные призы достались маленькому петербургскому театру «Потудань», зал наконец-то завопил так, будто эти недавно окончившие институт ребята с милым, но скромным и несовершенным спектаклем «Невский проспект» -- главные любимцы северной столицы.

Дальше все пошло веселее. А уж когда объявили, что лучший спектакль большой формы -- «Московский хор» МДТ, а лучшая актриса драмы -- игравшая в нем Татьяна Щуко, да еще специальный приз драмы дали всеобщим любимцам -- питерскому «Эдипу», в овациях объединились и петербуржцы, и москвичи.

Кроме Санкт-Петербургского Малого драматического два приза в драме получил московский ТЮЗ: «Дама с собачкой» (лучший спектакль малой формы) и поставивший ее Кама Гинкас (лучший режиссер). Гинкас, один из самых сильных российских режиссеров, из года в год номинируется на «Маску», но впервые получил ее за режиссуру. Его спектаклям всегда отдают должное, но, раздавая призы, неизменно предпочитают ему Додина или Фоменко. Но именно в Питере, куда в эти апрельские дни вернулась зима, мрачный, отчаянный и беспощадный спектакль Гинкаса получил две главные награды, а легкий и праздничный спектакль Фоменко остался без «Масок».

Гинкас, судя по всему, на призы не надеялся и на церемонию не остался: после того как отыграли фестивальный спектакль, он уехал по делам за океан. За «Масками» на сцену вышли артисты из «Дамы с собачкой» -- Игорь Гордин и Юлия Свежакова. В лучших традициях помнящего обиды Гинкаса Гордин произнес лучшую лауреатскую речь вечера. О том, как важно, что премию Гинкасу дал именно Питер, город, взрастивший его как режиссера, а потом отвергнувший. «Я и сам петербуржец, -- добавил Гордин, -- и тоже вынужден зарабатывать в Москве». Ни тени улыбки в этой речи не было.

Сразу после церемонии многие москвичи поехали на вокзал. Игорь Гордин нес под мышкой две тяжеленные красные бархатные коробки с «Масками». Около Московского вокзала он зашел в кондитерский отдел круглосуточного магазина: «Девушки, научите меня, как нужно торты перевязывать, а я вам «Золотые маски» покажу». Смотреть на маски сбежался весь магазин. На вокзал Игорь пришел, неся главные театральные призы в объемистых коробках с бантиками...