Доктор биологических наук, директор Института физиологии растений им. К.А. Тимирязева РАН, председатель технического комитета «Биологическая безопасность пищевых продуктов, кормов и товаров народного потребления и методы ее контроля» Госстандарта РФ Владимир КУЗНЕЦОВ убежден, что коммерческое использование трансгенных продуктов возможно лишь после длительных исследований.

-- Владимир Васильевич, как бы вы сформулировали свою позицию? Вы против производства генетически модифицированных растений?

-- Как человек, который занимается наукой, я, естественно, за использование достижений науки и за новейшие технологии. Но есть одно «но» -- даже самая современная технология должна быть безопасной для человека, для окружающей среды, вообще для живого. Если же говорить о ГМО, то их безопасность никем не доказана, а значит, они могут считаться потенциально опасными, особенно при их длительном употреблении. Ведь речь идет о продуктах, которые человек ест годами и десятилетиями. Какие будут эффекты после столь длительного использования, мы не знаем.

Кроме того, ГМО, и прежде всего растения, безусловно, опасны для окружающей среды, для биоценозов, для сохранения биологических ресурсов. Если равновесие в природе будет нарушено, мы не сможем потом его восстановить. И вот поэтому сначала -- безопасность ГМО, а потом -- их коммерческое использование.

Я за дальнейшие исследования. Их нельзя не только сокращать, но, наоборот, надо интенсифицировать, причем изучать фундаментальные проблемы жизни генетически модифицированных организмов. Допустим, внедрили какой-то фрагмент, скажем, мыши в геном растения. А как растение среагирует? Ведь нарушается стабильность генома, это значит, программа развития организма тоже может быть модифицирована. Здесь еще страшно много неизвестного.

То же самое касается и испытаний: если организованы полигоны, если полигоны оформлены по правилам, чтобы предотвратить выход в окружающую среду чужеродных генов, надо испытывать ГМ-сорта, но не пытаться преждевременно выращивать их в поле ради коммерческой выгоды.

-- Надо ли понимать, что дискуссию о вреде или пользе ГМО вызвало то обстоятельство, что на российские поля вот-вот поступят семена генетически модифицированного картофеля?

-- Суть проблемы заключается вот в чем: в России практически отсутствует государственная система контроля за биобезопасностью ГМО. Формально вроде бы она и есть, но она монополизирована, и государственная система оценки безопасности подменяется внутриведомственной. Есть, скажем, федеральный закон «Об экологической экспертизе», а есть Министерство промышленности, науки и технологий. Именно это ведомство осуществляет государственную регистрацию ГМО. И вот указом своего министра оно же создает и зкспертный совет по биобезопасности. То есть всеми проблемами разработки ГМО, вопросами государственной регистрации, вопросами оценки биобезопасности занимаются одни и те же люди.

-- Картофель ближе всего к промышленному использованию. Что это даст России?

-- Урожай трансгенного картофеля, по некоторым сведениям, не выше урожая нетрансгенных сортов. Есть сведения, что такой картофель теряет некоторые вкусовые качества. Более того, картофель, устойчивый к колорадскому жуку, оказывается более чувствительным к грибковым заболеваниям. Он попросту гниет в процессе зимнего хранения.

Но главное даже не это. То, что искусственно встроено в геном, не всегда стабильно и может давать сбои. К чему это приведет, мы не знаем. Требуется время, чтобы ответить на этот вопрос.

Все риски, связанные с любым трансгенным организмом (мы говорим о растениях, потому что мясо трансгенных животных есть нельзя, не принято), основаны на том, что «поведение» такого растения непредсказуемо. Дело в том, что сама технология получения ГМО сегодня крайне несовершенна. Представьте, любой организм состоит из множества клеток, каждая из которых содержит ДНК. В ДНК записана программа -- как развиваться организму. Для получения ГМО в эту программу необходимо вставить фрагмент ДНК из другого организма. Другими словами, в «компьютерную» программу развития организма вставляют маленький элемент, который тоже является программой. И вот эта мини-программа встраивается. Но встраивается она вслепую, куда придется. Может, один раз встроится, а может быть, десять. И этот чужеродный фрагмент начинает активно работать. А от этого могут изменить свою работу соседние гены, может измениться метаболизм. Это приведет к тому, что клетка будет жить немного по-другому по сравнению с нормой.

Так вот, предсказать, в каком направлении произойдут эти изменения, никто не в состоянии. Поэтому, уже только исходя из несовершенства технологии, можно утверждать, что любой трансгенный продукт потенциально опасен для здоровья человека, пока не доказано обратное.

Причем тяжесть доказательств безопасности ложится на производителя. Это записано в документах Конференции ООН по окружающей среде и устойчивому развитию в 1992 года в Рио-де-Жанейро. Она подписана и Россией. И поэтому некорректен вопрос, когда производитель говорит: а вы докажите, что этот продукт опасен.

-- Как вы оцениваете наше законодательство, регулирующее генно-инженерную деятельность?

-- Основной акт -- федеральный закон «О государственном регулировании генно-инженерной деятельности». Парадокс в том, что закон-то хороший. Там прямо сказано, что подобная деятельность должна быть направлена на то, чтобы улучшать здоровье населения, обеспечивать чистоту окружающей среды. В одной из статей говорится, что результаты генно-инженерной деятельности должны быть общедоступны, а случаи негативного влияния ГМО на живые организмы и среду опубликованы. А у нас наоборот -- все сделано, чтобы не было этой информации, например маркирования о наличии в продуктах компонентов ГМО. Таким образом, нарушается и закон «О защите прав потребителя», в частности право на получение достоверной информации.

Теоретически каждый человек сейчас может пойти и определить, содержатся ли в данном продукте чужеродные элементы или нет. В некоторых службах санэпиднадзора есть такая услуга, но она платная. Но на государственном уровне оценивать партии продуктов, которые поступают с Запада, эти службы не могут, у них нет сертифицированного метода идентификации чужеродных компонентов -- такого, который бы на законном основании позволял дать официально признанные результаты анализа. Сейчас предпринимаются довольно большие усилия в этом направлении, наш технический комитет тоже работает над этой проблемой, я убежден, что здравый смысл возьмет вверх и мы скоро сможем узнать, содержатся ли трансгенные компоненты в продуктах или нет. Может, допустим, я фанат ГМ-продуктов -- почему я должен лишаться возможности найти их на прилавках?

Причем и сами производители, и те, кто лоббирует интересы западных фирм, и те, кто пытается зарабатывать на этом деньги, должны понимать, что им же будет лучше, если будет налажена четкая система контроля. Не все же сосиски, не вся колбаса сегодня имеют ГМ-компоненты. А под подозрение попадают все, и страдает производитель чистой продукции.

-- Получилось так, что одними из основных оппонентов биотехнологов в России стали производители сельхозхимии? Нет ли здесь противоречия?

-- Безусловно, ведется борьба за сферы влияния, это бизнес. Но на самом деле производство ГМО вовсе не исключает применения химикатов, а часто и предполагает. Например, получено большое количество растений, устойчивых к гербицидам. Это означает, что участок, где растут эти растения, надо в обязательном порядке посыпать химикатом, чтобы сорняки погибли, а растение выжило. В данном случае фирмой монополизируется не только производство семян, но и производство химиката. И все это производит одна фирма -- представьте, какой бизнес! И полная зависимость потребителя.

Есть еще один аспект. Если фирма продает семена, то подписывается контракт, по которому покупатель не может использовать полученный им урожай для посева, а обязан каждый год снова покупать семена у этой же фирмы. Вообще есть уникальные задумки, чтобы не следить за каждым покупателем семян. Это так называемые «терминаторные» технологии. Они позволяют вырастить только один урожай. Если же вы попытаетесь посеять полученные вами семена, они или не прорастут, или прорастут, но вскоре погибнут.

-- Тем не менее Европейский Союз, как стало известно, намерен смягчить мораторий на ввоз генетически измененных продуктов.

-- Поводом стал грозный ультиматум Буша. В ответ на смягчение моратория принято решение об очень жесткой маркировке ГМ-продуктов, причем страны ЕС снизили подлежащую обозначению долю ГМ-компонентов с 1 до 0,9%. У нас в России эта доля -- 5%. Кроме того, на этикетках будут указывать и того, кто исследовал биобезопасность. То есть формально Европа идет на уступки, а на деле ужесточает правила контроля. Но даже на такое «смягчение» не идут правительства 11 государств -- членов ЕС. И наконец, в Европе сейчас активно обсуждается вопрос о введении очень важного показателя безопасности ГМО -- сохранения ими стабильности работы генома. На сегодня это один из самых строгих показателей потенциальной безопасности ГМО и полученных из них продуктов. Но это пока не для России.