Из всех юбилейных торжеств, за последнее время случавшихся в Москве, концерт, приуроченный к 25-летию творческой деятельности Пааты Бурчуладзе, выглядел самым нестандартным и живым. Отсутствовали дежурные речи «поздравлянтов». На сцену не выносились в неимоверных количествах дары, а юбиляра не обвешивали со всех сторон орденами. Более того, пением Бурчуладзе отнюдь не исчерпывалось содержание вечера -- грузинский чудо-бас отмежевался от бенефиса, пригласив двух именитых коллег, Марию Гулегину и Ренато Брузона, а заодно воздав должное и принимающей стороне -- солистам Большого театра. Программа вопреки канонам не напоминала традиционное ассорти популярных арий -- Бурчуладзе и Александр Ведерников предпочли по одному действию из трех вердиевских опер -- «Силы судьбы», «Аттилы» и «Набукко».

25 лет сценической карьеры не шутка, тем более если эта карьера развивалась исключительно по нарастающей, без сбоев и падений. Бурчуладзе гораздо привычнее наблюдать на сценах нью-йоркской МЕТ или миланского La Scala, и поэтому символическое возвращение в Москву, в пенаты Большого театра, могло бы выглядеть компромиссом с прошлым, тем более что за четверть века Большой утерял былое величие и флер славного прошлого. В некотором несоответствии уровня юбиляра и его окружения крылась главная опасность ситуации, из которой артисты Большого вышли весьма достойным образом. В этот вечер оркестр и хор должны были пройти квалификацию и не ударить в грязь лицом, что им, собственно, и удалось сделать -- оркестр был корректен и учтив по отношению к вокалистам, не забивая их децибелами; хор выдал образцово-показательное Va pensiero из «Набукко», чем несказанно радовал публику. Не менее достойный уровень показали штатные солисты Большого, хотя каждому из них причиталось всего лишь по несколько минут: меццо-сопрано Маргарита Мамсирова предстала лукавой цыганкой в «Силе судьбы», а Владимир Редькин в последний момент героически заменил в «Набукко» Ренато Брузона, захворавшего по прибытии в Москву.

На столь гармоничном фоне особенно колоритно смотрелись главные персонажи -- Бурчуладзе и Гулегина, для начала разыгравшие роскошную сцену Леоноры и Падре Гуардиано, а под конец еще раз встретившиеся в пламенном диалоге из «Набукко». Без особенных актерских ужимок, без сценического антуража эта пара привнесла дыхание настоящей большой итальянской оперы, которая, кажется, ушла безвозвратно вместе с великими звездами прошлого. Пусть в роли трепетной Леоноры Гулегина и осторожничала с верхними нотами, а Бурчуладзе в полную мощь зазвучал только в финале -- это никого не смущало: стопроцентно вердиевский, исполненный драматизма и непридуманных страстей вокал они обеспечили сполна. Как ни парадоксально, к такому вокалу почти утратили вкус во всем мире -- но не потому, что разучились петь. Просто мало кому сейчас кажется актуальным выкладываться на сцене без остатка, не допуская ни малейшего налета иронии по отношению к «ненатуральному» происходящему. Эта абсолютная чистота эмоции, хоть и не всегда подтвержденная чистотой тембровых красок или голосоведения, не подвергается сомнению ни в случае с Бурчуладзе -- одного из самых масштабных во всех отношениях певцов сегодняшней оперной сцены, ни в случае с Гулегиной -- наверное, одной из немногих истинных примадонн. За эти качества Бурчуладзе и Гулегину так ценят в лучших оперных домах мира -- именно они отличают этих звезд от «нынешнего племени».