Завтра исполняется десять лет нашей городской власти -- 6 июня 1992 года Борис Ельцин подписал указ о назначении Юрия Лужкова мэром Москвы. За эти годы много чего случилось. В частности, со столичной культурой.

Вот типичная картинка. Сумрачное сероватое утро. В субботу на Тверской почти никого. Лишь на площади Моссовета небольшая кучка людей, среди которой выделяются несколько журналистов с камерами, зябко подпрыгивающих вокруг припаркованных здесь же «Газели» и «Бычка» -- продукции московского завода ЗиЛ. Удивительно тихо, почти никто не говорит друг с другом, все томительно чего-то ждут. Дальнейшее укладывается в три минуты. Стремительно подкатывает «Князь Владимир» -- и непривычно молчаливая Тверская оглашается бравым куплетом: «Москва, звонят колокола!», а площадь с завидной скоростью пересекает Юрий Лужков. Вот он выходит на середину, где его дожидается гость, скажем, из Казахстана. Мэр быстро целуется с гостем, вручает ему подарок -- ключи от «Бычка». Гость рассыпается в благодарностях. Мэр усаживается в «Князя Владимира» и отправляется на ежесубботний ритуал -- объезд московских строек. «Газель» c журналистами опрометью кидается следом. Церемония окончена.

Бодрая песня Олега Газманова про Москву и колокола настолько пришлась по вкусу столичному мэру и так часто звучала на разнообразных городских мероприятиях, что стала восприниматься как своего рода гимн. Не Москве, конечно, а тому, что правильно было бы назвать официальной культурой, сложившейся в одном отдельно взятом городе. За десять лет мы настолько привыкли к кричащим ее особенностям, что даже перестали их замечать. Главная из них -- это сочетание действительно столичных тем и жанров с очень провинциальным содержанием.

Вы сразу подумали об архитектуре -- и правильно сделали. В этой сфере культурные процессы особенно заметны, и к тому же их несложно объяснить. Процитирую всемирно известного британского архитектора Питера Кука: «Мне кажется, что московская архитектура все еще постмодернистская и провинциальная. Очень много лишнего декора, все эти колонки, башенки и прочее. Но кто знает, может, и в этом стиле получится что-нибудь приличное. Дело в том, что риелтору проще объяснить жильцам, что у них будет парадный дом с колоннами, чем описать неомодернистское здание из гнутого стекла. Вашей архитектуре не слишком повезло: сначала она находилась под идеологическим прессингом, теперь под финансовым».

Все это и так, и не так. Взять к примеру храм Христа Спасителя. Задуманный как символ новой исторической справедливости, он оказался для этой роли слишком просто исполненным. Причины понятны, но не о них сейчас речь. Блестящий ненастоящим золотом купол, бронзовые фигуры, оставляющие зеленоватые подтеки на белокаменных стенах, осыпающиеся пластмассовые тондо, вокруг -- громоздкие вентиляционные вытяжки и недоблагоустроенная территория. Все это производит впечатление не очень дорогой копии с какого-то столичного (или западного) образца. Издалека посмотришь -- вроде «тот» храм, вблизи -- не «тот».

Но архитектура -- это только симптом, не первопричина. Мне кажется, что нынешняя провинциальность Москвы предопределена характером отношений между горожанами и московской властью. И прежде всего их «разноудаленностью» (простите за термин) от реальных культурных ценностей. Судите сами: в Петербурге за те же десять лет музеефицировано несколько дворцов (Каменноостровский, Мраморный), Эрмитажу передано здание Главного штаба, скоро станет общедоступным Инженерный замок. В Москве освободившиеся памятники архитектуры осваивает местная власть. Петровский путевой дворец передан под дом приемов и гостиницу экстракласса, дворец князя Дурасова в Люблине -- одну из самых интересных московских усадеб -- планируется по окончании реставрации тоже сделать представительским помещением. Продолжать этот перечень нет смысла. На днях, например, город предложил федерации обменять имеющееся в его распоряжении здание городской Думы (Музей Ленина) на Дом Пашкова. Библиотека, мол, все равно практически закрыта. Между тем пережившая все и всяческие исторические катаклизмы сегодняшняя Ленинка с темными окнами, возможно, один из самых неопровержимых знаков культурной маргинальности Москвы этого десятилетия.

Дом Пашкова, впрочем, предлагается открыть для народа. И разместить там учреждение городской культуры -- Музей Москвы. Вполне в духе времени. Рядом, на Знаменке, уже есть галерея Александра Шилова, на Волхонке строится галерея Ильи Глазунова. Обе -- на московские деньги. Плюс к этому галерея искусств Зураба Церетели на Пречистенке (кстати, уникальные интерьеры этого особняка выставлены сейчас в Эрмитаже) и его же музей современного искусства на Петровке. В ближайшем будущем появится также загадочный (потому что никто точно не знает, в каком именно месте) музей подарков Москве и учреждение Михаила Шемякина под серьезным названием Институт философии и психологии искусства. Образуется уже целая сеть музеев местного значения, заботливо поддерживаемых по-своему просвещенной властью. В бюджетной программе по культуре на 2002 год художнику Шилову (по-видимому, сильно стесненному в средствах) даже выделен 1 млн рублей на издание альбома-каталога.

«Мой Петр еще станет символом Москвы!» -- сказал мне как-то Зураб Церетели. Да, стал. В то время как прочие культурные ценности ждут своего часа в запасниках. Я поинтересовалась в Государственном историческом музее, какую часть своего собрания он выставляет. Названные цифры показались мне чудовищным гротеском. Коллекция музея насчитывает 12 млн листов документов и 4,5 млн предметов. Только художественный фонд в два раза больше собрания Третьяковки. В постоянной экспозиции находится 10 тысяч предметов, то есть много менее 1%. А норма для национальных музеев в европейских столицах -- 20--30%.

«От царя далеко» -- эту старинную поговорку очень удобно применить по отношению к Москве сегодняшней. Пусть это не покажется словесным парадоксом. Ведь именно по этой причине московские законодатели придумывают свои законы, регулирующие культурную жизнь в городе. Например, как возводить монументы таким образом, чтобы народ мог заранее узнавать о появлении очередных символов в камне и бронзе. Уточним: именно узнавать, а не предотвращать их появления. Депутаты любят подчеркивать, что этот закон -- их собственное «ноу-хау», не имеющее аналогов во всем мире. Наверное, потому, что нигде в мире нет столицы, в таком полном виде воплощающей черты провинциальной культуры.