Последнее время все чаще слышу упреки: прежде, мол, театральные критики не били художника наотмашь, а пытались вникнуть в замысел, дать дельный совет, указать на ошибки. Нынешние же -- как взбесились. Никакой чуткости. Люди, бывает, несколько месяцев репетируют, столько нервов переводят, сил тратят. Хотят, чтобы получилось как лучше. А критику все нипочем. Пришел, обгадил со всех сторон и рад.

Сначала про «вникнуть в замысел». Вот лежат разбросанные там и сям по прилавкам детективы и боевики в мягких обложках. С трудом представляю себе литературоведа, журящего какого-то из их авторов за стилевые огрехи в 15-й главе и советующего сделать более убедительным образ любовницы главного бандита. Или, скажем, стоит посреди Москвы Петр I печально известного скульптора-монументалиста. Тоже, с позволения сказать, произведение искусства. Так что же прикажете, анализировать его художественные достоинства и недостатки? А ведь расспроси Зураба Константиныча, и он расскажет, как долго вынашивал замысел памятника, сколько души в него вложил. Главное же, я при всем желании не в состоянии припомнить никаких оргвыводов из бранных статей. Критики могут с головы до ног оплевать церетелиевского Петра вместе со зверушками на Манежной площади. Стоят как миленькие. И вышеупомянутые книжки с развалов не исчезли. И дурной антрепризы кругом пруд пруди. И если где-нибудь в Лондоне плохая пресса еще может повлиять на кассовые сборы, у нас самые злобные критические выводы не чреваты никакими финансовыми потерями. Хоть обкричись, тебя никто не услышит. А услышат -- не поверят. Это во-первых.

Во-вторых, рассказы о благословенном «прежде» -- не более чем миф. Не было никогда этого «прежде». Про советские времена вспоминать не станем. В этом королевстве кривых зеркал не только отношения художник--критик, но и вообще все отношения были искажены. Но испокон веков критики позволяли себе и гневную отповедь, и всеразъедающую иронию, а нередко и грубую ругань, если то или иное произведение искусства противоречило их представлениям о прекрасном. Откройте газеты и журналы начала прошлого века и почитайте, что писали тогдашние критики. И ладно бы только о вампуках, бездарных актерах и третьестепенных режиссерах. О Станиславском, Мейерхольде... И не только критики. Приехала как-то в Россию Сара Бернар, а Чехов ее высмеял. Безо всякого, знаете ли, анализа ее заслуг перед французским театральным искусством. Просто взял и фельетон написал. Хотя мне почему-то кажется, что Сара Бернар все равно играла лучше, чем отдельные популярные актрисы, большие мастерицы театрального чеса, нередко в день премьеры с трудом вспоминающие текст собственной роли.

Столь же бессмысленны обвинения в клановости, отстаивании своих узкопартийных интересов и т.д. А что, разве когда-то было иначе? Не так давно вышла книжка Олега Проскурина «Литературные скандалы пушкинской эпохи», из которой не без некоторого удивления узнаешь, как рубились друг с другом представители разных литературных направлений, как изощрялись в придумывании бранных слов и унизительных сравнений. Рядом с этими баталиями наши критические схватки кажутся детскими играми, а наши оскорбления -- комплиментами.

Критик должен быть снобом. А нередко и партийным снобом. Клеймить то, что считает бездарным, не обращать внимания на мнение толпы, сражаться с идеологическими противниками. Это составная часть его профессии. Именно накал критических страстей и свидетельствует, как мне кажется, о жизнеспособности того или иного культурного сообщества. Именно темпераментные снобы и способствуют расцвету культуры. Подлинных художников провоцируют на подлинные свершения, из дутых фигур выпускают воздух. Будь иначе, наши дети изучали бы на уроках литературы не Гоголя, а сочинения господина Загоскина, а наши потомки были бы свято уверены, что самыми выдающимися режиссерами современности являются Леонид Трушкин, Андрей Житинкин или в лучшем случае Галина Волчек.