Когда Люк Бессон был еще вполне выдающимся режиссером, одним из лидеров французской новой «новой волны» и тонким ценителем оттенков синего цвета, без актера Жана Рено ни в коем случае не обходилось. И это было замечательно -- сидел ли он за ударной установкой в рок-группе из «Подземки», деловито ли устранял кровавый беспорядок за «Никитой», нырял ли сломя голову в «Голубую бездну». Про «Леона» и говорить не приходится -- тут Рено сыграл роль, от которой ему до конца дней не спрятаться, не скрыться, своего Штирлица и Шурика, знак, после которого у актера нет никаких шансов попасть в историю кино под своим собственным именем. Но проблема в том, что Бессон не расстался с Рено и после своего всем известного и не сказать чтобы приятного перерождения из оригинального постановщика хороших в фильмов в бессовестного продюсера фильмов куда более сомнительных. И ангажировал старого товарища на главную роль в финансируемый им фильм Жерара Кравчика под названием «Васаби».

Теперь недавний нежный киллер превратился в полицейского инспектора: он уже не носит вязаную николсоновскую шапочку и длиннополое пальто из секонд-хенда -- на нем топорщится купленная по настоянию начальства дизайнерская рубашка. И ведет он себя не как отрешенный пес-призрак, а скорее в традициях бравых одиночек Жан-Поля Бельмондо, каковых Бебель переиграл без счета в самых проходных своих боевиках конца семидесятых -- начала восьмидесятых годов. В первых же кадрах герой Рено -- полисмен Юбер -- разделывает под орех подозреваемого трансвестита, а заодно отправляет на больничную койку некстати подвернувшегося под кулак сопляка, сына префекта. Во избежание неприятностей начальство рекомендует Юберу отправиться в отпуск, а тут как раз подворачивается неотложное личное дело. В Токио умирает единственная возлюбленная Юбера, которая по непонятным причинам ушла от него двадцать лет назад («девятнадцать» -- неизменно поправляет сентиментальный громила). В качестве наследства Юберу достается счет в двадцать миллионов невесть откуда взявшихся долларов и молоденькая дочурка, которая не подозревает, что парижский «друг матери» на самом деле ее отец. Довольно быстро на горизонте рисуются представители якудзы, которые очень хотят оставить деньги себе.

В какой-то момент «Васаби» начинает производить впечатление изощренной культурологической провокации: ну не может быть, чтобы съемочная группа на самом деле не понимала, какие фантастические банальности и штампы громоздят они друг на друга под прикрытием нехитрого сюжета. Жерару Кравчику не хватило фантазии (или совести) даже придумать что-то еще помимо японской экзотики, которую он весьма неоригинально отыграл в своем предыдущем подбессоновском хите «Такси-2». Ни одной оригинальной, ранее неслыханной шутки, ни одного по-настоящему неожиданного сюжетного эквилибра, просчитываемая до миллиметра линия взаимоотношений «отец--дочь». Доведя работу на конвейере до полного автоматизма, авторы «Васаби» даже не задумываются о вопиющих логических проколах. В одной из сцен, призванных оправдать экзотическое название, Юбер с изумлением смотрит на принесенное официантом блюдечко, полное заглавной приправы -- острейшей зеленой пасты из тертого японского хрена, -- и отправляет в рот целую пригоршню. Но зритель-то не забыл, что герой Рено в свое время служил в Японии, будучи спецназовцем, и вряд ли все это время мог избежать знакомства с краеугольным камнем местной кухни.

Прокол не столько ужасный сам по себе, сколько показательный. Самое обидное, что именно «Васаби» оказался фильмом куда более приятным, чем большинство французских «коммерческих» кинопроектов за отчетный период, -- время от времени на экране все-таки проскальзывает нечто вполне теплое и симпатичное. Но все равно -- хрен, пусть даже и японский, оказался не сильно слаще традиционной уже бессоновской редьки.