Мюнхенский оперный фестиваль по праву гордится титулом самого старого в Европе -- в этом году он проходит в 127-й раз. Возникший в лоне Баварской государственной оперы и начинающийся в июле, на излете оперного сезона, он, по сути, является «отчетом за истекший период». В течение месяца здесь показывают лучшие постановки предыдущего года, парочку новых спектаклей и украшают оперное ассорти гарниром из симфонических концертов и лидерабендов. Неправильно, однако, думать, что мюнхенский фестиваль -- это сборная солянка, пестрящая не связанными друг с другом названиями и именами. Недаром каждому фестивалю интендант «Штаатсоперы» Петер Йонас предпосылает девиз. В этом году фестивальное motto звучало почти как начало молитвы «Отче наш» -- разница заключалась лишь в том, что слово «отче» (Vater) было поставлено во множественном числе.

Коллекция отцов получилась впечатляющей: друг за другом на сцене появлялись тиран, в решительный момент оказывающийся банальным подкаблучником (Вотан в «Валькирии» Вагнера), сутяжник и пройдоха, мечтающий извлечь выгоду из брака своей дочери (Граф Вальднер в «Арабелле» Рихарда Штрауса), заботливый отец, оберегающий свою дочь от связи с развратником и мотом (Трулав в «Похождениях повесы» Стравинского), и наконец, никого ни от чего не оберегающий и к моменту начала оперы уже мертвый император, от которого в опере остается лишь отрубленная голова и куча проблем (Помпей в «Юлии Цезаре» Генделя). Из Мюнхена -- наш корреспондент Михаил ФИХТЕНГОЛЬЦ.

Режиссеры

С начала 90-х Баварская опера стала гостеприимным домом для адептов режиссерского театра. Здесь приветствуют прежде всего тех, кто может обеспечить спектаклю яркое визуальное воплощение и избавить действие от схематичной статики «концерта в костюмах». Именно поэтому в театре так удачно прижились режиссеры, хорошо освоившие смежные театральные ремесла -- сценографию (Юрген Розе) или хореографию (Мартин Данкан). Балетное прошлое Данкана в его последней работе, «Похождениях повесы» Стравинского, опознается безошибочно. Уморительная пародия на пастораль (совсем не балетных форм девушки изображают сельские сцены) сменяется фантасмагорической финальной сценой в сумасшедшем доме -- больная фантазия главного героя, попавшего в психушку, рождает образы гигантских жуков, исполняющих неуклюжий танец. Совсем иную эстетику исповедует Андреас Хомоки, поставивший «Манон Леско» Пуччини: режиссер виртуозно строит спектакль при помощи одного-единственного визуального символа -- громадной лестницы, по которой главная героиня, стремящаяся в высший свет, отчаянно карабкается вверх, но всякий раз вновь оказывается в самом низу. Еще более виртуозное решение предлагает в вердиевском «Дон Карлосе» режиссер-дизайнер Юрген Розе, воссоздающий на сцене жуткие реалии католической Испании -- костры инквизиции и чудовищных размеров распятие, распростертое над героями.

Особое место в репертуаре Баварской оперы принадлежит спектаклям Дэвида Олдена, жесткого концептуалиста, в отличие от своих коллег кардинально пересматривающего не форму, а содержание классических опусов. Впрочем, природный радикализм Олдена чреват неожиданными сбоями в качестве: после блестящего, наполненного почти хичкоковским саспенсом «Ариоданта» Генделя режиссер выпустил довольно невыразительную «Пиковую даму», где безуспешно пытался переселить героев Чайковского в постсоветские времена. В будущем сезоне Баварская опера тем не менее доверяет Олдену режиссуру громадной вагнеровской тетралогии «Кольцо нибелунга», которую не успел осуществить умерший этой весной Герберт Вернике. По оставшимся от Вернике эскизам этим летом была реконструирована «Валькирия» (без участия Олдена) -- красивый, непривычно глубокий для Вернике спектакль, представляющий вагнеровский эпос как «театр в театре». Ход событий подчинен в спектакле железной воле режиссера, причем за режиссера здесь хранительница домашнего очага Фрика, разрушающая счастье инцестуальной любви Зигмунда и Зиглинды. Впервые показанная в рамках фестиваля, «Валькирия» стала своеобразным анонсом следующего сезона, который пройдет под знаком Вагнера.

Певцы

«Валькирией» же открыл свой фестивальный сезон и Зубин Мета -- главный дирижер Баварской оперы, специалист по многочасовым оперным полотнам. В его интерпретации можно обнаружить непривычные для Вагнера страсть к деталям и тихое, лишенное экзальтации оркестровое звучание. Надо сказать, что именно «Валькирии» -- самой романтической и наименее помпезной части тетралогии -- такая изысканная инструментальная звукопись очень идет. Еще раз обмануть общие ожидания Мета сумел неделю спустя в вердиевском «Дон Карлосе», где мыслил большими масштабными сценами, эксплуатируя хоровую и оркестровую мощь огромного исполнительского состава. На его фоне несколько померкли коллеги -- Фридрих Хайдер, нещадно загонявший темпы в «Пуританах» Беллини, и Петер Шнайдер, завязший в оркестровом мареве Рихарда Штрауса («Арабелла»). Пожалуй, единственным достойным оппонентом Меты стал англичанин Айвор Болтон, которой традиционно занимается в «Штаатсопере» барочным репертуаром. Вынужденный воевать с огромным залом Национального театра, где хрустальные генделевские колоратуры рискуют бесследно раствориться, да еще и при отсутствии старинных инструментов в оркестре Болтон тем не менее умудряется из раза в раз создавать динамичные и компактные спектакли -- порой лучше, чем на иных барочных фестивалях. Генделевские «Юлий Цезарь» и «Ариодант» и неоклассицистский опус Стравинского «Похождения повесы», проведенные Болтоном на фестивале, традиционно составили альтернативу романтическим опусам Меты.

Состав певцов точно отражает репертуарные приоритеты Баварской оперы. Сейчас в ее распоряжении лучшие вагнеровские голоса современности, собранные на фестиваль специально для «Кольца нибелунгов». В их числе -- стенобитное сопрано Габриэле Шнаут (Брунгильда) и мощный бас Джон Томлинсон (Вотан), увлеченно изобразившие на сцене искомый конфликт отцов и детей. Симпатии публики, впрочем, были в большей степени на стороне лирических героев, близнецов Зигмунда и Зиглинды -- импозантного тенора Петера Зайферта и фантастического по своей красоте и насыщенности меццо Вальтрауд Майер. Майер -- одна из немногих певиц, принадлежащих в Мюнхене к пантеону фаворитов. Среди других можно назвать легендарную Эдиту Груберову, царившую в «Пуританах» Беллини, и Энн Марри, обожаемую любителями Генделя даже несмотря на то, что изысканное барочное бельканто ей дается уже с трудом. В целом же в рядах вокалистов здесь царит полная демократия, и признанные звезды выходят на одну сцену с пока не очень известным молодняком. Особенно много хороших голосов приводит в театр упомянутый выше Айвор Болтон -- здесь можно услышать великолепное британское сопрано Сюзан Гриттон, два роскошных колоратурных меццо (Катарина Карнеус и Пола Рассмунсен) и изысканного британского тенора Йена Бостриджа, сыгравшего главную роль в «Похождениях повесы». Тем же, кто предпочитает теноров в романтическом репертуаре и заранее оплакивает уход со сцены троицы Паваротти--Доминго--Каррерас, Баварская опера предлагает молодых звезд. Послушав Фабио Армильято (Де Грие в «Манон Леско» Пуччини) или Рамона Варгаса (Дон Карлос в одноименной опере Верди), можно с уверенностью сказать, что оперная сцена -- особенно в Мюнхене -- с исчезновением трех теноров не сильно обнищает.