Огромный, расписанный ликами православных святых и покрытый ворсистыми коврами (что убивает всякую акустику на корню) зал церковных соборов ХХС, или, как говорят москвичи, «Храма Хри», стал свидетелем паломничества всевозможных знаменитостей, пришедших засвидетельствовать почтение живому классику ХХI века Софии Губайдуллиной. Правда, из 1200 мягких архиерейских кресел свободными оказалось больше половины, а микрофонное усиление живых инструментов больше напоминало площадной репродуктор, чем профессиональную подзвучку, но триумф состоялся. Губайдуллиной с ритуальными поцелуями вручили специально (и в единственном экземпляре) сделанную для нее награду -- премию Silenzio в виде полуизогнутой «двойной спирали ДНК». Сделали это, как и полагается, знаменитости -- Мстислав Росторопович и Владимир Васильев, но смысл названия дошел не до всех. Silenzio -- не только название одной из вещей Софии Губайдуллиной, где баян «дышит» мехами, но и «безмолвие» по-латыни. Это примерно то же самое, что награждать Бетховена премией ассоциации врачей-отоларингологов, но в принципе -- попадание в точку. Если исходить из смысла самой музыки.

Другие подарки София Губайдуллина сделала себе сама. Один из них, альтовый концерт 1996 года (очередная «бенефисная роль» для Юрия Башмета и очередной триумф воли дирижера Валерия Гергиева), звучал в Москве только во второй раз. Обволакивающий, колючий, потусторонний звук солиста и непредсказуемо агрессивное поведение оркестра... Этот разыгранный с блеском сценарий звуковой драмы еще раз показал, что Губайдуллину не постигла судьба многих высококлассных композиторов, перебравшихся из России на Запад, -- Арво Пярта, Александра Кнайфеля, Гии Канчели... Она не успокоилась и не просветлилась до полной прозрачности, а стала писать еще резче и тоньше.

Другой подарок -- партита «Семь слов Христа» -- был написан как эксперимент для очень тесного музыкантского круга и имел мало шансов на успех вне этого круга. Кто, кроме автора и его прямых адресатов -- виолончелиста Владимира Тонха и баяниста Фридриха Липса, мог представить себе в глухом 1982 году, что подобная музыка так легко переживет эпоху советского застоя, «черных списков» и «внутренней эмиграции»?

Партита -- третье и последнее сочинение, замыкающее в европейской музыке уникальный «треугольник». На тот же евангельский сюжет о губке с уксусом и семи последних словах распятого Иисуса писали Генрих Шютц в эпоху Возрождения, Йозеф Гайдн во времена «золотого века классицизма». И вот Губайдуллина -- на исходе эры модернизма. И она не зря процитировала музыкальную фразу, которой у Шютца за 400 лет до нее озвучено слово «пить»... Этот единственный штрих как бы замыкает "треугольник".

Вчуже кажется, что для достижения триумфа не надо было ничего специально делать, только спокойно и просто дожить до теперешних времен. Те, кто знает события изнутри, понимают, что дело не в смене декораций или эпох. Просто сработал закон, согласно которому все действительно новое так или иначе само находит свое место в истории. Именно Губайдуллина первая придумала, как записывать нотами тихо воющие адские вихри, как заставить классические музыкальные инструменты перешагнуть границы «слуховой нормы» -- то есть расщепить тот минимальный акустический «зазор», который есть между двумя соседними клавишами рояля, и вписать в него целую бездну новых интонаций, смыслов и оттенков одного звука. Она просто открыла и сделала звучащим фактом ту бездну, которая помещается на кончике иглы. Или на кончиках пальцев человека, играющего на музыкальном инструменте. Невыразимое с ее легкой, но очень твердой руки перестало быть «фальшью» и оказалось ясным, точным и понятным без слов. Профессиональное название явления -- техника четвертитонового письма, а резонанс -- как первый крик джинна, только что выпущенного из пожизненного заключения в бутылке.

И тот факт, что здешние ценители поняли это лишь после того, как пошел полным ходом процесс «реэкспорта» музыки Губайдуллиной из переполненных концертных залов Европы обратно в Москву, совершенно неудивителен. Так бывает всегда, но не всегда классик доживает до этого исторического момента.