Магия чисел неистребима, и все премьеры, намеченные на последние дни XX века, который помимо всего прочего был и веком кино, волей-неволей приобретают значение едва ли не величественное. Во всяком случае в минувшую субботу в переполненном зале Дома кино возникла атмосфера события -- свой фильм представлял без пяти минут классик отечественного кино Сергей Соловьев. Его последняя режиссерская работа («Три сестры») была закончена шесть лет назад. Плачевная судьба «Анны Карениной» и «Тургенева», недофинансированных Госкино, ввергла Соловьева в состояние «профессионального отчаяния» (это его слова из выступления на премьере). Так что «Нежный возраст» стал картиной долгожданной -- для поклонников и итоговой -- для режиссера, который решил рассчитаться с «самой придурочной эпохой за всю историю России».

С эпохами вообще-то надо поосторожнее: последние 10--15 лет мы все прожили по-разному (что, собственно говоря, и отличает отчетный исторический период от предшествующего), а режиссура -- искусство нюансов и деталей, так что лучше заниматься своим делом и рассказывать истории героев, а обобщения предоставить публике. Но что поделать -- не удержался. А эпоха в фильме действительно есть -- или хотя бы намечена, и это как раз достоинство фильма. Есть распад СССР, чеченская война, мафия и расстрелянные коммерческие палатки -- словом, то, что недавно составляло шумный фон (для кого телевизионный, для кого реальный) нашей жизни, и то, что так боялись снимать российские режиссеры. Боялись -- потому что слишком близко, больно и некрасиво. Соловьев не побоялся, рискнул и проиграл. Спасибо за попытку.

Нежный возраст по Соловьеву -- от пяти до двадцати пяти. Перед нами -- роман воспитания. Герой -- отпрыск образцовой советской аристократической семьи: дедушка (в исполнении Кирилла Лаврова) запускал Гагарина в космос и получил в подарок от Хрущева «Волгу» с оленем; родители -- выпускники МГИМО, дипломаты, всю свою жизнь проводящие за границей. Их сын -- пустое место, бледный юноша с потухшим взором, бесстрастно проживающий пионерское детство, криминальную юность и военную зрелость (узнав о том, что уехавшая в Париж первая любовь собирается выходить замуж, он отправляется добровольцем в Чечню -- лечить душевные раны). Единственную его трудовую деятельность едва ли можно назвать общеполезной: по заданию местного крестного отца он перегоняет фуру с контрабандным грузом из Питера в Москву. А уж что там, в фуре -- наркотики, оружие или гексоген -- его не слишком-то и волнует. В какой-то момент начинаешь подозревать, что вялость героя -- это не только сознательный прием режиссера, решившего отразить эпоху в незамутненном сознании современного недоросля, но и банальный недостаток темперамента у актера.

Главную роль играет сын Сергея Соловьева, Дмитрий (он же проставлен в титрах и соавтором сценария. «Все эти истории рассказал мне сын», -- сообщил на премьере отец). Играет не то что бы плохо (парень старается, и кое-что получается), но как-то не запоминается, проходит стороной. На секунду задумаемся, что мы помним из соловьевских фильмов, снятых в новую эпоху? Веский говорухинский бандит из «Ассы», авангардное мельтешение снов Бананана, ангельская Друбич в широкополой шляпе, а дальше все смазывается, становится мутным и невнятным: осыпанный конфетти Гребенщиков вылезает из шкафа, кто-то от кого-то улетает на воздушном шаре, но кто, как и зачем, вспомнить решительно невозможно.

Вообще незапоминаемость -- родовой грех «позднего» Соловьева. Началось все с питерского художника Сергея Бугаева в роли Бананана в памятной «Ассе» (1988). Со стороны это выглядело как необъяснимая, чудовищная ошибка кастинга: начисто лишенный харизмы и малейших признаков актерского дарования, Бугаев терялся на фоне крепкого сюжета, сильных ролей второго плана и альтернативной молодежной музыки, впервые в таком количестве выпущенной на большой экран. Но ведь не мог же опытный и талантливый режиссер сознательно убивать свой собственный проект. Значит, жертвовал героем во имя чего-то более важного для себя. Чего же?

После главной роли в «Нежном возрасте», отданной сыну-неактеру, ответ ясен. Соловьеву не нужен герой, более того, он даже опасается его. Именно поэтому у него так хороши персонажи второго плана -- в «Нежном возрасте» великолепен Сергей Гармаш в роли контуженного военрука, погибающего в Чечне под огнем своей же артиллерии. Соловьева интересует фактура, выхваченная из хаоса жизни его придирчивым авторским взглядом, и он отчаянно боится, что ясности этого взгляда помешает главный герой со своими мыслями, чувствами и желаниями. Ему удобен герой-пустышка, не мешающий самовыражению режиссера. В этом смысле выбор сына -- самое безопасное решение, гарантия полного контроля, который к тому же усилен строгим отцовским голосом за кадром. Если бы не выразительная внешность характерного актера, закрывающая ему путь к главным ролям, Соловьев бы обязательно играл своих героев сам.

Цена, которую приходится платить за такой выбор, огромна. Без настоящего героя киноповествование распадается на ряд отдельных анекдотов: старшеклассник-акселерат соблазняет учительницу химии, бизнесмен-эмигрант экспортирует во Францию русское дерьмо, где его перерабатывают на духи, проститутку-одноклассницу убивает сутенер-чеченец. Даже любовь недоросля к уехавшей в Париж манекенщице (Елена Камаева) придумана просто так, по привычке -- должна же быть в кино любовная линия. Или вот герой выкупает у придорожного торговца облезлую обезьяну. Он что, животных любит или одинок духовно? Да нет, просто прикольно смотреть, как обезьяна наливает молоко в стакан и пускает колечки сигаретного дыма.

«Ты вообще-то прикольный?» -- спрашивает барышня, принесшая герою ветеранскую посылку. «Я очень прикольный», -- отвечает повзрослевший недоросль. Задумывалось как издевка над молодежным жаргоном. А получилась убийственная самоирония. Приколись, баклан.